Стань моей свободой
Шрифт:
… и телефон выпадает из ослабевших пальцев.
Он совсем рехнулся?!
Нет, то, что у Яна проблемы с головой мне давно известно, но это?..
— Ты совсем больной? — Я просто не могла не набрать его номер. — Соображаешь что предлагаешь?
— Ради твоего звонка я ещё и не на это готов, — веселится он. — Что тебя не устраивает, девочка моя?
— С тобой бесполезно разговаривать… — покачав головой, я собираюсь положить трубку.
— А на что ты готова ради того, чего очень хочешь? — меняется Ян. — Разве несколько
Помнится, в самом начале, только собираясь открыть второй магазин, на свой страх и риск, я пошла на полузаконную сделку. Выиграла, конечно, но стоило хоть одному винтику лечь не так, и я бы потеряла всё. Но это бизнес, в котором риски всё равно, что льющие с козырька капли дождя. Сунешься, не подумав, и вода противной ледяной змеёй заберётся за шиворот. И есть всего одна попытка, чтобы проскочить — в нужном месте и в нужное время.
Вот только для меня это было перспективой, а для Яна это очередная идиотская блажь.
— И чего хочешь ты? — Глупое сердце, с чего ты так замираешь!
— Реализовать проект библиотеки, — ровно отзывается Ян. — С участием лучших из лучших.
Низкой самооценкой я никогда не страдала, несмотря на все свои проблемы.
— И только ради того, чтобы я согласилась на совместную работу, ты даришь мне тот дом на Гоголя? Откуда ты, вообще, о нём узнал? — и хочется занять руки, но я лишь откидываю голову на спинку стула и закрываю глаза.
— Продаю, — поправляет Ян. — Мне позвонила Настя и спросила нет ли у меня желания сдать дом в аренду. — Удивительно, но, когда мы говорим о делах, то практически адекватны. Хотя это его «Настя»… — Учитывая, что насдавался я уже до тошноты, что она хорошо знала, это был странный вопрос. Я спросил, она ответила, слово за слово и Настя рассказала о твоём интересе. Конечно, без имён, но соотнести одно с другим много ума не надо.
Заманчиво, очень. Настолько, что, может, стоит рискнуть?..
— Нет.
— Что именно? — хмыкает он.
— Я не буду с тобой работать и не куплю дом на Гоголя, — твёрдо отзываюсь я, наконец, чувствую единение в мыслях и действиях. Да, хочется, но чего мне только не хочется. В нормальный отпуск, например.
— Почему?
— Потому что гладиолус, если других причин ты не видишь, — вздыхаю я. — Удачи с проектом. И не звони мне больше.
Не дав ему даже шанса ответить, я отключаюсь. Пора собираться.
— Пап, ты меня слышишь? Папа?
Я не поверила, когда увидела его открытые глаза и осмысленный взгляд, но врач, имя которого я так и не запомнила, подтвердил, что отец уже час как пришёл в себя и не планирует больше засыпать.
— Пап, это я, Лиссет. Твоя дочь, — ни на что не надеясь, зову я. И, задержав дыхание, вижу как он переводит на меня взгляд. — Ты понимаешь, что я говорю? — Медленно закрыв глаза, он также медленно их открывает.
С тихим всхлипом я прячу лицо в ладонях. Господи, спасибо! Я ничего не понимаю в медицине, но то, что отец сохранил разум, кажется хорошим знаком. Несколько мгновений слабости и я снова смотрю на отца, всё ещё не отрывающего от меня
— Хорошо. — Судорожно вздохнув, я беру себя в руки и продолжаю: — Ты помнишь, как тебя зовут? — Он продолжает смотреть, не мигая. — Кирилл? — Нет ответа. — Игорь? Костя? — Снова закрытые на несколько секунд веки и камень, что с грохотом покатился с моих плеч.
Всё хорошо. У нас всё будет хорошо.
— Как ваши успехи? — В палату заходит врач без имени.
— Он всё понимает.
— Да, — задумчиво отзывается врач, разглядывая что-то на мониторах. — Мы проверяли, у Константина Игоревича сохранилась память и сознание, но вот с рефлексами и речью пока сложно. Завтра начнётся курс реабилитации, и в ближайшее время можно будет уверенно прогнозировать сроки восстановления физического и психического здоровья.
— А что может быть не так с психикой? — хмурюсь я.
— При самом лучшем развитии событий, всё остаётся практически по-прежнему, разве что появится некоторая, вполне понятная, нервозность. — Вот вроде разница между нами всего лет десять, а Иван Карлович, если верить бейджу, разговаривает со мной так, словно я идиотка. — При худшем могут произойти любые изменения, но об этом лучше не думать.
— Хорошо, — выдыхаю я и беру отца за безвольную руку.
— Алиса Константиновна, вам нужно будет подписать реабилитационный договор и ознакомиться с дальнейшим планом лечения, — задерживается врач.
— Я подойду к вам перед уходом.
Реабилитация. Долго, муторно, дорого, но эффективно. Пусть восстанавливают! Пусть ищут лучших специалистов, а деньги, если понадобится, я найду. В самом крайнем случае продам «Саркани», хотя одна только мысль заставляет сжиматься внутренности.
Плевать.
Я сделаю всё, чтобы поставить отца на ноги, а весь остальной мир подождёт.
Дома меня ждёт ужин и Андрей.
— Ты не беременна, — констатирует он, стоит мне сесть. — Ешь.
— А ты? — На столе всего одна тарелка, но и он не выглядит расстроенным.
— Я не хочу. — Дождавшись, пока я начну вяло ковырять вилкой, он разворачивается и направляется в прихожую.
— Андрей!
— Сколько это ещё будет продолжаться? — остановившись, спокойно интересуется он и оборачивается. — Сколько, Алиса? Что ещё мне нужно сделать, чтобы ты мне доверилась?
— Ты же знаешь, что с этим у меня всё сложно.
— Знаю. — Андрей подходит ближе. — Я люблю тебя и готов продолжать играть в одни ворота, но, Алис, не тогда, когда они заперты на все замки!
— Ты знаешь, что мне не всё равно, — не отрывая от него взгляда, признаюсь я.
— Я не вижу никого, кроме тебя, с того самого вечера, — он касается моей щеки и я прикрываю глаза, наслаждаясь лаской, — а ты даже не можешь сказать, что я тебе нужен.
— Ты мне нужен, — шёпотом, чтобы не услышал никто, кроме него. — Очень. Больше, чем кто бы то ни было.
— Тогда почему за каждым нашим шагом вперёд следуют два твоих назад? Ведь ты не хотела говорить мне о том, что ты не беременна. Надеялась и эту проблему решить сама?