Станция на пути туда, где лучше
Шрифт:
– Спи. Набирайся сил.
Отец нажал на “паузу”.
– Давай передохнем, а то меня сейчас стошнит.
Он опустил стекло. В окно задул ветер, засвистел в ушах заунывной песней. Я приоткрыл и свое окошко, чтобы он не так завывал.
– Ну как тебе начало? Фильм намного страшнее. Соло на пианино и туман, в книжке-то этого нет, верно? А тот удачный эпизод, где она запускает в ствол топорик и он застревает? Это один из моих любимых.
– Может, он еще впереди, – предположил я.
– Я думал, это в самом начале.
– Да, но,
– Чтоб страху нагнать?
– Не знаю.
– Может, ты и прав. Так лучше. – Он похлопал себя по животу: – Брр! Кофе перепил, изжога замучила. Достанешь мне шоколадку?
Я достал. Он надорвал зубами обертку и вгрызся в батончик.
– Помню, как мы для этого эпизода землянку строили – в первый же день работы. Хотели бочку от цементовоза приспособить, да слишком уж накладно оказалось. Пришлось делать каркас, а к нему крепить листы фанеры. Вышло что-то вроде куска трубы – знаешь, в таких на скейтбордах катаются. Мы там машинки игрушечные гоняли, пока маляры ее не забрали красить. Смеху-то было!
– Правда? – переспросил я.
– Да, дурачились в свободные минутки.
– Нет, я не о том. Ты и правда строил землянку Крик?
Он так и засиял от гордости, кивнул:
– Конечно, я же тебе рассказывал.
Мне никогда не надоедало слушать. И точно так же не надоедало бегать на кухню к телефону после каждой новой серии, тянуло поделиться впечатлениями – даже если не удавалось до него дозвониться, даже если он не отвечал на сообщения, которые я передавал через соседей, даже если он вообще не оставлял нам номера. Потому что в те редкие вечера, когда телефон все-таки звонил, а я уже спал наверху, прибегала мама, будила меня: “Папа хочет тебе что-то сказать”, и я сонный спускался к телефону, и меня взбадривал его голос: “Дэнище, доброй ночи! Прости, из кровати тебя вытащил. Мне не спалось. – В трубке что-то журчало, будто струйка воды. – Ну же, не томи – как тебе прошлые серии? Лично я не в восторге от этих новых персонажей, посланцев. По-моему, зря их вообще ввели. Слишком много им времени посвящают. Мне интересней, что строит Крик из той штуковины, что они на прошлой неделе нашли”. Слова его будто слипались в одно. Пока он говорил, я только мычал да поддакивал, и вдруг он обрывал речь: поздно уже, спокойной ночи. Я тосковал по нашим беседам, и чем реже они были и обрывочней, тем желанней.
Впереди нас дымил грузовик с наклейкой “Как я вожу?”, а внизу телефон.
– Думаешь, кто-то хоть раз звонил? – спросил отец. – Мне всегда представляется старушка в кабинке на горячей линии.
– А что еще ты строил? – допытывался я. – Для фильма.
– Да почти все. – Он вырулил на среднюю полосу, дожевывая батончик. – Приедем – покажу. Из декораций без меня делали только зимний сад Блоров.
– А кондьюсер?
– Куда им без меня! Тут на один только корпус больше сотни деталей пошло, из них восемьдесят я вручную вырезал. Считай, дом построил. Да еще мильон дырочек насверлил для светодиодов.
– Из чего он сделан?
– В основном дерево и пенопласт. Конский волос, гипс. Проволочная сетка. Подпорки от тента. На вид здоровая дура, как колонна Нельсона, а на самом деле в одиночку ее поднять – раз плюнуть. Перед съемками туда набили мешков с песком, чтоб не унесло. – Он снова закрыл окно, устроился за рулем поудобнее, расслабил плечи. – Подними стекло, – попросил он, – мне полегчало. – И снова включил магнитолу.
[…]
– Как тебе дышится?
– Намного лучше, – ответил он.
Она подошла, отерла ему лоб прохладным влажным полотенцем.
– Пора тебя, пожалуй, вести домой.
– Как вас зовут?
– Крик.
– А я Альберт.
– Ты, наверно, из того большого дома?
– Да, мисс.
Она поморщилась.
– Я тебе сказала, дружок, как меня зовут, вот и зови меня по имени. Не люблю церемоний.
– Простите. – Он сел на постели, потянулся. – Не знаю, как вас отблагодарить.
– Не стоит благодарности, – сказала она. – Я так рада, что тебе помогла. У тебя и лицо посвежело.
– Что у вас за имя – Крик? Вы иностранка?
– Можно и так сказать. – Ее огромные ноздри раздувались. – Мы с тобой похожи, оба не на своем месте.
– Вы бездомная?
– Да что ты! Нет, конечно.
– Не беспокойтесь, я папе не скажу, что вы на его территории. – Мелькнула тревожная догадка, что Крик когда-нибудь выгонят из этого леса, примут за нарушительницу, накажут. – А если он вас найдет, расскажу ему, что вы меня спасли. Обещаю. Оставайтесь здесь сколько вам угодно.
– Спасибо тебе, дружок, – отвечала она. – Только твой отец меня не заметит – вы, люди, нас не чуете. Ты первый, кто меня видит и слышит.
– И давно вы здесь прячетесь?
– А я и не прячусь, просто остановилась по пути.
– По пути куда?
– На Аокси, – ответила она. – Слишком много вопросов ты задаешь, малыш, ты уж не обижайся.
– Это и есть ваша родина? Аокси?
– Произносишь ты неправильно, но да. – Она придвинулась ближе, взяла его за подбородок, вгляделась в лицо. – Задал ты мне задачку, Альберт, – сказала она ласково. – Как так получается, что ты меня видишь? Ты что, не человек?
– Человек.
– Хм. Ты, должно быть, малаг.
– Что значит “малаг”?
– Полукровка, помесь.
– Я не помесь!
– А как же иначе? Лучшие из нас нередко смешанных кровей. Другого объяснения подобрать не могу. – Она почесала голову короткими толстыми пальцами. – Проголодался?
– Да, еще как!
– Ты птицу ешь?