Станция слепого командора
Шрифт:
Всегда находилось какое-то "но". Если уж что-то менять, то улучшения должны быть по настоящему стоящими, только вот, в начале следовало бы решить, а что, собственно, надо менять.
А зачем вообще что-либо менять? Так обычно заканчивались все порывы Виланда к активным действиям. Раз ИскИн исправно функционирует, зачем нужны изменения?
Жалко конечно. Виланд успел привязаться к ИскИну. Но, ничего не поделаешь. Приказ есть приказ. Не этот первый, и не этот последний. Работа, знаете ли такая… Программист он до тех пор программист, пока
Единственное, в чем Виланд несколько отступал от правил, были шахматы. Старомодная игра, не способная никого привлечь, кроме неисправимых романтиков. Действительно, ведь думать компьютеры способны быстрее, эффективнее и, главное, с меньшими энергетическими затратами.
В свободное от обслуживания компьютера время - то есть, с короткими перерывами на сон и еду - Виланд упорно штудировал труды мастеров тех невыразимо древних времен, когда человек мог на равных сражаться с компьютерами и иногда ему даже удавалось выиграть. В то, что когда-то, еще в доисторическую эпоху компьютеры вообще не умели играть в шахматы, Виланд положительно отказывался верить.
Традиционная еженедельная партия заканчивалась не менее традиционной победой компьютера. Виланд был только рад. По крайней мере, покамест у него есть цель, к которой можно стремится. А если он победит…
– ИскИн, выведи график эвакуации.
Виланд с любопытством взглянул на монитор. Из пятидесяти тысяч человек, на которые были рассчитаны Афины, на станции осталось едва ли больше тридцати. Слухи имели нехорошую тенденцию преодолевать скорость света, и многие предпочитали не дожидаться суматохи неорганизованного вывоза всего того, что жалко было оставить.
Суматоха. А суматохи Виланд никогда не выносил. Все суетятся, куда-то торопятся, словно бояться опоздать умереть. Ну и пускай!
Скоро, очень скоро.
– Пора прощаться что ли?
– легкая грусть расставания не покидала Виланда. Компьютер, чем он ни был - кучей железа, набором программ, машиной для исполнения желаний - стал частью его жизни. Не то чтобы она была чересчур увлекательной, скорее даже наоборот, но все же это была его жизнь. Определенный ее этап подходил к концу. И расставание с любимой игрушкой становилось тягостной необходимостью.
Компьютер не ответил. Он не был запрограммирован отвечать на риторические, философские или попросту глупые вопросы. Этот недостаток Виланд также не успел исправить. А может, не захотел.
Иногда, когда ему становилось особенно грустно, Билли в порыве убийственной мизантропии задумывался, а может Виланд действительно был прав? Не лучше ли оставить всех в покое, забыться и беззвучно впитывать живительную солнечную радиацию? И пусть себе копашатся…
Уильям, уильям-уильям, уиль-ямуи-льямуильям, oui…
Наместник Торговых Гильдий сердито взглянул на Виланда. Еще одна никчемная личность пожаловала. Наместнику
– Мы с вами отправляемся в последних рядах. 19-00 стандартного времени. Завтра.
Виланд кивнул. Это он и сам знал. Нашел ради чего отвлекать! Он только напал на один многообещающий гамбит.
– Перед отлетом Вы должны перевести компьютер станции в режим чрезвычайного ожидания.
Забыть об отложенной шахматной партии Виланд был не в состоянии ни при каких условиях, но сейчас даже гамбит отошел на второй план. Вековую апатию как рукой сняло. Он спорил до хрипоты. Доказывал, что это невозможно. Ведь на станции остаются люди.
– Но я же не предлагаю его дезактивировать?
– на лице наместника сквозило нескрываемое недоумение человека, который просто был не в силах понять, в чем заключается суть спора.
– Но, - начал было Виланд, и тут же замолчал.
Что еще можно сказать? Что без компьютера станция перестанет существовать, что холод и завывание ветра станут уделом Афин? Но именно это и предусматривалось на тот случай, если враг окажется на орбите. Режим чрезвычайного ожидания означал активацию программы полного системного подавления при наличии прямой угрозы вторжения. Просто и со вкусом: пусть врагу достанется лишь груда застывшего в вечном безмолвии металла.
Что еще сказать? Что в подобном случае риск для оставшихся слишком велик? Что если кто и появится на орбите, то вряд ли для захвата станции? Что, наконец, это бесчеловечно по отношению к ИскИну?
Виланд мог сказать и это, и еще много других, столь же красивых и правильных слов. Но главное, столь же бессмысленных. Но он слишком устал.
Пожав плечами Виланд вышел от Наместника. Еще не все было потеряно.
Командор просто отказался с ним разговаривать. Виланд пытался что-то сказать, что-то объяснить, но в ответ получил лишь:
"Уходите. Я уже больше не командор. Я подал в отставку. Я ослеп. Я умер. И вообще это не я. Мне все равно, только оставьте меня в покое."
Виланд сдался. Один за, один против, один воздержался. Значит, не судьба. К сожалению, он не был достаточно силен, чтобы настоять на своем, чтобы сделать так, как он считал нужным.
Проиграв очередную шахматную партию, Виланд с щемящим чувством предательства сообщил ИскИну, что перед отлетом переведет его в режим чрезвычайного ожидания.
ИскИн не ответил. Реплика не носила формы вопроса. И ему было все равно. Все равно.
Билли уже давно исчерпал весь свой запас нехороших мыслей по отношению к Виланду. Теперь ему было просто жаль его. Слабость или предательство, Виланд искупил свою вину. И сделал все чтобы ее исправить. Этого казалось вполне достаточно, пока не появился Билли со своим проектом.
Иногда Билли не знал, на кого он сильнее злится: на Виланда, за то что тот сделал, или точнее не сделал, или же на себя, за то что нарушил столь хрупкий баланс.