Стандарт красоты
Шрифт:
Звучало вовсе не “не страшно”. Звучало дико. Но я промолчала. Молча же подошла к алтарю и залезла на него.
— Э нет, — покачал головой орк сбрасывая халат. Как я и думала, под халатом одежды не было, только волосатое рельефное тело. — Раздевайся.
Пришлось снять халат.
Неподалеку Данталион дернулся, как от пощечины, но я не стала на него смотреть.
Гхаарх подошел вплотную к моей голове, и я запрокинула ее, чтобы как следует рассмотреть его. Делать этого не стоило, потому что увидела я только влажное мощное пульсирующее желание орка, вздымающееся надо мной.
Мужчина затянул странный психоделический
— Я возьму твою кровь, — пропел орк и сделал небольшой надрез на стопе, непроизвольно я дернулась от боли, а затем мужчина приподнял ногу и медленно слизал выступившую кровь. Боль сменилась наслаждение и легким возбуждением. Странно.
— Плоть, — протянул Гхаарх, сделал еще надрез на внутренней стороне бедра и снова медленно и нежно слизал выступившую кровь. Как и в прошлый раз, боль от пореза сменилась сладким томящимся желанием.
Следующим стал живот, и я выгнулась дугой, подаваясь навстречу губам орка. Он усмехнулся и нежно коснулся языком царапины. После того, как кровь была слизана, живот был покрыт сотней поцелуев, во время которых я ощутила новую царапину на груди. Грудь Гхаарх смаковал долго и с наслаждением, иногда покусывая, иногда целуя нежную кожу, а вторую грудь в это время снова царапал. И потом уже вторую грудь осыпал поцелуями.
Данталион скрипел зубами, я это отчетливо слышала, но мне было все равно: пусть поскрипит, ему полезно.
Не могу точно сказать, сколько времени это продолжалось, орк все кружил надо мной и царапал небольшой острой иглой, а затем слизывал кровь. Было восхитительно приятно. Настолько, что мелочи вроде порезов меня уже не волновали. Волновало желание. Тугим болезненным клубком оно закрутилось внизу живота и периодически давало о себе знать моими вздохами и всхлипами.
— Пора, — словно во сне, раздался недовольный голос Данталиона, а Гхаарх выругался сквозь зубы и подхватил меня на руки. В следующее мгновение мы оба лежали в термальной чаше, тесно прижавшись кожей друг к другу. Теплая вода гладила кожу, и я ощущала, как затягиваются порезы. Орка казался моей второй половиной, я остро ощущала все его эмоции и желания. И в этих желаниях я уже давно была под ним, а он заполнял меня собой без остатка. Но наяву мы так и лежали. Его кожа была горячее моей и сердце билось быстрее, но этот ровный стук успокаивал. Я глухо стонала и извивалась — тело требовало утолить желание, но получило лишь мощный удар иглой в шею, а орк принялся жадными глотками пить кровь прямо из яремной вены.
Глаза застилала мутная пелена и все смешалось. Было ужасно больно, хотелось кричать и плакать, но в то же время моё тело меня предавало и желало продолжения. Перед глазами все еще мелькали картинки с фантазиями Гхаарха, от этого становилось только горше. Я нашла в себе силы, рванулась и перевернулась вместе с орком, ловко оседлав его живот и удерживая мощные руки над головой. Шею жгло каленым железом, но не это меня волновало, а то что у орка ниже пояса.
— Нельзя! — зашипел над ухом Данталион, обхватил руками и стащил с Гхаарха.
— Пусти! — я рычала и вырывалась, но эльф был неумолим. Орк напротив, едва меня оттащили —
— Захотела еще раз повторить? — проревел на ухо мерзкий эльф и, ловко спеленав меня в мой же плащ, закинул на плечо.
— Ненавижу! — орала я и вырывалась, но ничего не могла поделать с тем, что меня уносили от меня же. Сердце разрывалось на части, скорбя об утрате, но тело все так же предавало тугим комком в животе.
— Указания ясны? — взбешенно гаркнул охране эльф и шлепнул меня по заду, когда я в очередной раз принялась брыкаться.
— Да, наш лорд, — ответили чужие голоса.
— Отлично, — немного остыл Данталион. — Райде, запри дверь. И никто, слышишь? Никто не должен войти.
— Да, мой лорд, — ответил басом Райде.
Данталион пинком ноги открыл дверь, едва не уронив меня, а затем таким же пинком дверь захлопнул.
— Отпусти меня… — заскулила я и Данте наконец послушался, швырнув меня на постель. Едва я расслабилась и начала выпутываться из плаща, как была придавлена тяжелым мужским телом.
— Тише-тише, — шептал на ухо мужчина и крепко держал меня, прижимая к постели, — нельзя, цветочек, сейчас нельзя. Потерпи.
Данталион Руаталиан Эль Сафори
События, развернувшиеся после удивительной встречи в термалях, неслись стремительно. Подумать только, как славно, что она угодила именно к оркам, ведь они слабейшие в магическом плане. Да и я чем лучше? Как всегда, сперва начал думать членом, завидев привлекательную девицу. Нет бы присмотреться и взглянуть на ауру? Хрустальное озеро все расставило на свои места, более того, оно и не думало выпивать Силу полукровки, а наоборот напитало ей. Я уж думал, что она сгорит, но, Слава Светлым, обошлось. Такой трофей терять было нельзя, уж если она и не достанется мне, то уж точно поможет укрепиться Эльфийской Империи.
Пора прекращать думать только о себе, потому что сумасшедшая сестрица на троне не принесет ничего хорошего. Подумать только, светлая эльфийка, прекраснейшая из прекраснейших, плодовитая как кролик, Силы немеряно, а столько гнили внутри.
Если раньше я думал, что она поостынет и станет взрослее, то сейчас я действительно боялся за народ. Я был в шоке, когда узнал скольких бастардов она убила собственноручно сразу после родов, а уж до родов и тому подавно.
И это эльфийка! Эльфы в принципе редко рожали детей, а она наплевала на все и всех.
Благо, Гхаарх сумел сохранить жизни троим. Вот и посажу кого-то из них на трон, а там и дальше можно кутить, и наслаждаться кабаками да борделями. Вдали от интриг, лжи, игр.
Только мысли то и дело возвращались к нежной хрупкой полукровке.
Почему-то она казалась такой беззащитной и потерянной, словно это не у нее в крови мощь сильнее целых поколений. Словно она слабы полевой цветок, которому не посчастливилось вырасти в городских стенах.
Видят Светлые, я пытался избежать лишних проблем и даже согласился оставить эльфийских бастардов. Все равно Орда бы их холила и лелеяла, как вероятных правителей. Да что там, я сам был готов поделиться кровью. Моя мать была темной и боль не была для меня испытанием, напротив. Гены, ничего не поделаешь. Но старейшины почуяли подвох, а может их уродливый Бог послал озарение.