Становление

Арина К.

– Вот! – воскликнул я, и Маша сразу прибежала ко мне. – В дыре есть стена. Стоп… Наоборот. В стене есть дыра.

– Я поняла, – кивнула Маша с улыбкой, – но предлагаю пока что не заходить таким образом в дом к чужому человеку… Давайте пройдём по другим домам, может, кто-нибудь откроет.

– Да, твой план звучит получше и полегче, – согласился с ней я и, осмотревшись, пошёл в ближайшую хижину, что стояла напротив, а Маша направилась к другой, чтобы не терять зря время.

Хижина, которая достался мне на осмотр, была по размерам точно такая же, как у Сафона. Я заглянул

в одно из окон, которое не было заколочено, и увидел, что внутри пусто. Дверь была не заперта, поэтому я сразу зашёл внутрь и, осматривая помещение, не нашёл ничего примечательного, кроме настенной иконы, на которой был изображён мужчина лет тридцати восьми в оборванном облачении и в сломанных очках. У него были утончённые черты лица и взгляд, заставляющий содрогнуться.

– Виктор Николаевич, – раздался голос Маши за моей спиной, и она быстро зашла внутрь, – в соседних домах никого нет.

Я не мог оторвать глаз от иконы, смотрел, словно был загипнотизирован.

– Виктор Николаевич, – снова обратилась ко мне Маша, уже дёрнув за рукав, – Вы меня слышали?

Только после этого я повернулся к ней и с неуверенностью ответил:

– Да, слышал… Как я помню, здесь тридцать хижин. Давай быстро проверим оставшиеся и вернёмся к Сафону, хорошо?.. – Я протёр лоб, убрав капельки пота рукавом. – Двадцать первый, не забудь.

– Вы в порядке? – настойчиво спросила Маша, прежде чем я вышел из этого жилища.

– Угу, просто задумался немного. Идём уже.

Так, разделившись на некоторое время, мы пошли проверять городок: я занялся западной частью, в которой стояло жилище Сафона, а Маша изучала восточную. Я ни разу не услышал, чтобы в её части раздавались звуки, отличавшиеся от открытия и закрытия скрипучих дверей. Каждый раз я, выходя из очередной хижины, поднимал взгляд на облако, которое нависло над морем и не двигалось. Странно, что именно оно подсказало мне о предстоящей беде, хоть я и не знал, что именно может нас ждать.

Встретившись с Машей у назначенного места, я понял по её лицу, что хороших новостей она, как и я, не принесла.

– Ничего, – сказала она, удручённо садясь на маленькую лавочку, – никого нет…

– У меня такой же результат, – ответил я, скрестив руки на груди и нервно застучав носком ботинка по земле. – Ничего хорошего.

Время уже близилось к восьми часам вечера, а мы с Машей всё так же сидели на улице, не понимая, куда пропали все люди. Конечно, у меня было одно предположение, но оно, во-первых, безрассудное, а во-вторых, непроверенное. Именно поэтому пока что оглашать его я не стал.

– В конце тропинки, вон там, – начал я, показывая на маленькую возвышенность, – есть дом.

– Да, я на него обращала внимание, – кивнула Маша, подпирая голову руками. – Хотите пойти туда?

– Да, хочу… Но явно не сегодня. – Откровенно говоря, я боялся идти сейчас, когда темнота начала брать власть над природой и временем. – Давай мы всё-таки переночуем здесь, а наутро начнём со всем этим тщательнее разбираться.

Маша не видела причины отказываться, и она, шмыгнув носом, поднялась с лавочки и вернулась к той дыре в стене. Передав мне рюкзак,

она включила фонарик и, держа его в правой руке, проползла внутрь. Никаких криков ужаса я не услышал, что меня очень обрадовало, и уже через полминуты дверь открылась.

– Спасибо большое, – поблагодарил я её и, зайдя в хижину, зажёг свечку на столике. Поставив наши рюкзаки к стенке, я закрыл дверь, повернув ключ в замочной скважине, который нашла Маша, и помог ей пододвинуть старый комод к стенке, где была дыра. Хоть никого в городе, кроме нас, не было, безопасность соблюдать следовало.

– Ну вот, никто к нам не зайдёт, – подытожила Маша и уселась на стул, осматривая помещение изнутри. Убранство во всех жилищах было примерно одинаковое, отличалось лишь количеством мебели. Абсолютно везде была одна важная вещь, привлёкшая внимание Маши, – иконка. Она смотрела на неё не моргая, и я, сняв эту икону со стены, коротко выдохнул, чувствуя усталость.

– Эта икона есть во всех домах, – сказала наконец Маша, переведя взгляд на меня, и протянула руку.

Я послушно отдал ей иконку, и она, забрав её у меня, рассмотрела и повернула. На задней стороне красивым почерком написано короткое предложение.

– Забудьте Бога, – прочитала вслух она и слегка зажмурилась, почувствовав боль. – Ничего не понимаю.

– Всё, не нагружай голову, – чуть ли не выхватывая у неё эту вещь, ответил я и положил иконку на стол лицом вниз. – Давай уже спать.

2

Как показывали мои часы, было ровно девять часов утра. Проснулся я не по своей воле, а по воле, так сказать, природы. Очень сильный грохот, будто бы на берег с огромной высоты уронили нечто такое, что весило явно больше ста тонн. Казалось, что задрожали все тридцать хижин и даже тот дом на возвышенности от такого удара, наклонились в сторону берега.

Маша, спавшая на кровати, подскочила с подушки в тот же момент, что и я подпрыгнул с кресла; мы испуганно переглянулись.

Я молчал и пытался прислушаться к звукам за стенами хижины. После того грохота в городке наступила тишина, даже птицы замолкли. Только через пару минут я решился отпереть дверь и выглянуть, чтобы оценить обстановку: на улочках так никого и не было, дома стояли на тех же местах, что и вчера, и одно лишь море бушевало.

Я не стал дожидаться Маши и помчался к тропинке, которая шла ровно по центру, уходя немного вверх, и разделяла городок на две равные части, что с каждой стороны было по пятнадцать хижин. Выбежав к нужному месту, я посмотрел на берег и ужаснулся.

– Господь Всемогущий, – вымолвил я и тут же почувствовал, как в груди что-то сдавило.

Буквально через секунд пятнадцать прибежала Маша и выругалась.

– Это… я… – пыталась сказать что-то ещё она, смотря то на меня, то на выбросившегося кита, который послужил нам будильником и причиной небольшого землетрясения.

– Вживую это выглядит намного… хуже, – постарался я подобрать более-менее приемлемое слово для данной ситуации и пошагал к киту. На секунду мне подумалось, что сейчас он откроет пасть и проглотит меня, даже не прожевав.