Стану рыжей и мертвой, как ты
Шрифт:
– Лина? – позвал Дождев. – Ты его видела?
Я медленно двинулась к нему. Остановилась рядом с трупом. Посмотрела на него. Уже другими глазами.
– Но если это Миха, тот, которого подстрелил твой товарищ во время побега, то почему же тогда у него из живота торчит нож?
У меня голова закружилась, жуткие картины пронеслись перед моим внутренним взором, а во рту снова появился железистый привкус, как тогда, перед обмороком. Я побоялась, что упаду.
– Дождев… – я прислонилась к нему, и он обнял меня, прижал к себе и легонько поцеловал в щеку.
– Это Рокот, – сказал Дождев. – Его почерк. Он всегда
Здесь меня словно током ударило, и перед глазами замелькали кровавые картины.
– … это он убил своего подельника. Миху. Думаю, тот был ранен и не мог дальше идти.
– К тому же тысячу евро ни с кем теперь делить не надо, – сказала я, вспоминая кружевную скатерть в доме тети Ирмы и большой желтый конверт с деньгами, которые теперь кормили и поили этого борова со звериным оскалом. Целая тысяча евро! Сколько же времени Ирма собирала эти деньги, чтобы подарить своей племяннице перед смертью?
– Ну так что? Теперь, когда ты все увидел своими глазами, ты можешь позвонить своему криминалисту или эксперту, не знаю, как у вас это называется, и договориться с ним, чтобы он обследовал мою машину?
– Да, конечно… – Он словно очнулся и теперь стоял напротив меня, морща лоб. Я понимала, что предложенный мною вариант развития событий его не устраивал. Но он обещал, а потому должен был сделать все, как мы договорились.
По правую сторону от меня шумел, источая свежий хвойный дух, лес, по левую простирался луг, поросший одуванчиками и клевером. А над головой по нежно-голубому небу лениво проплывали легкие, похожие на пух облака. И все вокруг было заполнено теплым солнечным светом. Я почувствовала, как внутри меня копятся подступившие к самому горлу рыдания. Ну как, спрашивала я себя, как природа или Бог могли допустить такое осквернение всего живого и прекрасного, как вообще мог родиться этот дьявол, это чудовище?!
Дождев договорился со знакомым криминалистом о встрече и вернулся в город. Понятное дело, что обсуждать его участие в этой несанкционированной экспертизе надо было где-то в нейтральном месте и уж никак не на месте преступления. Если бы я знала, какие отношения связывают их, дружеские ли, или просто они коллеги, то мне было бы проще понять, чем могут закончиться эти переговоры. Но поскольку я не знала вообще ничего об этом человеке, то и размышлять о том, чем закончится разговор и примет ли эксперт предложение Дождева или нет, не было смысла.
Я подождала, пока машина Дождева скроется за поворотом, и бросилась в лес. Я бежала на ослабевших ногах по мягкой сухой пружинистой хвое, и солнце, разрезанное на сияющие лучи мелькающими передо мной розоватыми сосновыми стволами, слепило мне глаза. Многие сосны были помечены мною (заколка для волос, шнурок кеда, куски разорванного яркого желтого пакета), и я довольно быстро нашла это место – упавшую сосну, похожую на сухой скелет горбатого великана, густо присыпанную рыжей мертвой хвоей. Вряд ли какой-нибудь грибник обратит внимание на то, что сосна эта в одном месте прикрыта совсем свежими сосновыми ветками. Я, приблизившись к этому небольшому и растрепанному шалашу, опустилась перед ним на колени, сняла трясущимися руками самую большую ветку сверху и, увидев лицо, припыленное землей и хвоей, разрыдалась. Во всяком случае, именно такую картину
– Я вернусь, – прошептала я, задыхаясь от слез. – Еще до заката.
5. Дождев
– Старик, вот только не спрашивай, зачем мне это нужно. Все равно не смогу рассказать. Прошу тебя, сделай свою работу, постарайся, чтобы никто ни о чем не узнал. А я заплачу тебе. Вот сколько скажешь, столько и заплачу.
Мы сидели с моим коллегой, криминалистом Вадимом Лавровым, в кафе, и я впервые не знал, как себя вообще вести, что говорить, чтобы только добиться желаемого. Конечно, работа следователя предполагает широкий спектр несанкционированных действий, нарушение закона и каких-то правил, и все мы время от времени перешагиваем грани дозволенного, чтобы добраться до истины. Но до встречи с Линой, с этой странной девушкой, я позволял себе все эти нарушения исключительно ради дела, и никогда мои дела не пахли деньгами. Ни я никому не платил, ни тем более мне. Сейчас же я предлагал Лаврову проделать свою работу частным, так сказать, образом и даже готов был заплатить ему за это.
– Да брось ты, Дима! О каких деньгах ты вообще говоришь? Я что, не понимаю, что раз ты меня о чем-то просишь, значит, это для тебя важно. Да я и лишних вопросов задавать не буду. Все сделаю, как надо.
Его задача сводилась к тому, чтобы обследовать машину, найти по возможности все следы, которые могли оставить там все, кто к ней прикасался, в том числе и кровь.
– После того как ты закончишь свою работу, я отвезу тебя обратно в город, и ближе к вечеру, полагаю, тебя вызовут снова, но уже на труп.
Вадим молча посмотрел на меня, словно надеясь услышать какие-то объяснения. Но не услышал.
– Хорошо, поехали уже. Заинтриговал, ничего не скажешь.
В сущности, в нашем городе было относительно спокойно. Но если уж случалось что-то, то как-то уж слишком громко, жестоко, мерзко. То школьницу изнасиловали, да так страшно, что мне потом несколько ночей снились ее стертые о землю пятки… То трое братьев-строителей утонули в Графском озере. То студентку музыкального училища сожгли на ритуальном костре в поле. Теперь вот бандиты резню устроили, да плюс еще и побег!
Занимаясь машиной Лины, я отгонял от себя какую-то теплую и успокаивающую мысль о том, что, несмотря на всю сложность ситуации, я, по сути, так или иначе, не пренебрегая своими профессиональными обязанностями, собирался параллельно расследовать дело, связанное с Рокотовым. Грешно, конечно, говорить, но труп Михи, его подельника, пришелся в тот день, прямо скажем, кстати. И даже после того, как Лина исчезнет из моего поля зрения, укатив на своем стареньком «Фольксвагене» в Москву, я как бы останусь при деле, то есть при трупе. И мы продолжим поиски Рокотова.
Приближаясь к лесу в компании Лаврова и всматриваясь в горизонт, я поймал себя на том, что беспокоюсь за Лину и что мне важно, чтобы ее там, возле машины, не было, чтобы Вадим не заметил ее. Но, к счастью, мои опасения казались напрасными – Лины не было.
Вадим со своим чемоданчиком расположился на траве и принялся работать. В ветвях деревьев щебетали птицы, лес шумел встревоженными легким ветром деревьями, и наше с Вадимом молчание воспринималось, думаю, обоими как-то неестественно.