Старец Паисий Святогорец: Свидетельства паломников

Зурнатзоглу Николаос

Пелориадис Георгиос, богослов, Малакаса в Аттике

С приснопамятным старцем Паисием я встречался три раза. Первый раз — много лет назад, в его келлии рядом с монастырем Ставроникита. Два других раза — в келлии Панагуда монастыря Кутлумуш.

Впервые приехав на Святую Гору, я останавился на два–три дня в монастыре Ставроникита и посетил отца Паисия. Помню, мы сели около каливы, в тени. Я раскрыл ему свое сердце, и среди многого, что сказал, был вопрос: «Геронда, мне бывает трудно молиться. Изо всех сил стараюсь, тащу свою душу, чтобы вступить в общение с Богом. У меня отяжелевшая душа, я не чувствую жажды молитвы». У старца в руке была доска, и он вырезал образ какого-то святого. Когда я сказал все это, он остановился на мгновение, посмотрел мне

в глаза и проговорил: «Масло застыло» [6] . — «Что это значит? » — «Жажда молитвы есть только у смиренного, который глубоко осознал свою греховность. Наши святые отцы проводили ночи в молитве, потому что в них жила тоска по Богу, но также и Божественная любовь. Жажда молитвы — дар Святого Духа, который дается смиренным, достигнувшим самопознания с помощью Божией».

6

Здесь работа молящегося уподобляется работе сложного механизма, который должен разогреться, чтобы заработать на полную мощность. — Пер.

Я затронул и другую тему. «Отче мой, — сказал ему, — я осуждаю людей. Привык к осуждению своих братьев христиан, оно срывается с моих уст, и даже не успеваю этого толком заметить. Позже я осознаю это, и меня обличает совесть». — «Будь очень осторожен с осуждением, — сказал мне святой старец, — иначе Господь попустит тебе совершить грехи тех, кого осуждаешь. У меня печальный опыт. Когда я жил в Конице, в монастыре Стомион, я чувствовал себя как дитя, я был чище душой тогда, чем сейчас. Так вот, паломники, приходившие в монастырь, рассказывали мне, что в Конице была женщина, которая своей безнравственной жизнью создала множество проблем в небольшом местном обществе. Обольщая молодых людей, в основном женатых, она расшатала многие семьи. Однажды, когда я спустился в город, некий мирянин показал мне ее. С тех пор прошло много дней. Однажды вечером, входя в храм, я увидел ее стоящей недвижимо перед святыми вратами. Внутренне я осудил ее и сказал, чтобы она уходила из монастыря. Женщина побежала по тропинке, ведущей к городу. Тогда со мной случилось что-то ужасное. Впервые за свою жизнь я почувствовал такое искушение, такое плотское горение! Я как безумный бросился по другой тропинке, ведущей на гору Гамила, вытащил из-за пояса маленький топор (он у меня всегда был с собой, если я шел на гору) и сильно ударил им в левую ногу над лодыжкой. Кровь брызнула ключом. Я увидел, как она льется, и ко мне пришла хорошая мысль: «Боже мой, я испытал этот ад единственный раз в течение короткого времени. А эта, Господи, душа, которая всегда живет в аду, как она страдает, как она несчастна!» Сразу же после этой мысли я почувствовал, что освобождаюсь от страсти, что уходит плотское горение. Я глубоко вздохнул от облегчения. И в то же время почувствовал, как свежий воздух ласкает лицо и в мою душу снова приходит благодать Божия». Старец приподнял брюки, спустил носок и показал мне глубокий шрам, попросив никому не рассказывать об этом случае, пока он будет жив. Меня этот случай чем-то поразил.

На другой день я снова пошел к старцу. Он был нездоров, но сел рядом со мной. Я спросил, что с ним. Он сказал, что предыдущим вечером решил съесть немного хлеба. (Его «хлебница» была внутри сухой кладки в стене. Он вынимал кирпич из сухой кладки, и оставалось пустое место, где он хранил свой хлеб или свой сухарь.) Он не заметил, что хлеб и внутри, и снаружи облепили муравьи. «Я это поздно понял в темноте, — сказал он, — и, кажется, проглотил много муравьев, теперь у меня боли. Но давай оставим это, расскажи мне о своем». И так наша беседа продолжалась до захода солнца.

N

Несколько лет назад один мой знакомый, особенно любимый мною преподаватель–филолог из Северной Греции, посетил со своими коллегами старца Паисия. Старец предложил благочестивому собранию сесть в архонтарике под открытым небом рядом с каливой. Тут же сел сам и, угостив всех орехами и холодной водой, начал беседовать на какую-то духовную тему, отвечая на заданный вопрос.

Беседа шла полным ходом. Внезапно старец перестал говорить с другими, резко повернулся к знакомому моему преподавателю, который каким-то образом

внутренне отделился от окружающих и мысленно творил Иисусову молитву, и сказал ему: «Ты преподаешь своим ученикам эту молитву, которую произносишь в уме?» Преподаватель был ошеломлен, поражен этим удивительным явлением (как батюшка смог ясно «расслышать» то, чем он занимался мысленно), и ответил: «Нет, Геронда. Во–первых, потому, что я преподаю филологию, которая не предполагает таких отступлений (было бы иначе, если бы я был богословом), и, во–вторых, потому, что не знаю, должен ли я ее преподавать и как ее преподавать». Тогда старец объяснил, что, поскольку он сам творит Иисусову молитву, его великий долг — посеять ее семя в юных душах.

С тех пор, конечно, этот филолог всегда на каждом занятии отводит немного времени для «семинара по молитве», следуя настойчивому совету–завету приснопамятного старца и во славу Божию.

Йомплиакис Фомас, преподаватель, Салоники

Промысл и любовь Божии послали нам на жизненном пути отца Паисия. Со старцем мы познакомились в 1981 году. Будучи студентами, мы поехали с моим другом на Афон, чтобы встретиться со старцем. Тогда я только–только начинал духовную жизнь.

Помню, когда мы пришли к его. келлии, у меня были разные помыслы: например, что я здесь делаю, для чего я сюда пришел? Я дошел до того, что сказал: «Больше сюда не приду, одного раза достаточно».

Войдя в келлию старца, я спросил его о жизни христианина в миру. Он ответил очень точно: даже если у христанина нет славы, почестей или денег, у него есть Христос. «Вот, — сказал он, — два яблока: одно крепкое, другое гнилое. И представим, что есть два голодных человека: один верующий, другой неверующий. Неверующий ест хорошее яблоко, а верующий — гнилое. Но этот второй, верующий, услаждается более, нежели тот, который ест хорошее яблоко, поскольку с ним Христос».

Я получил такое утешение от общения со старцем и от его ответов, что, когда вышел из его келлии, у меня на душе было тихо и мирно, в то время как раньше было неспокойно и тревожно. Еще у меня было чувство, что я в абсолютно спокойном море. Тогда я на опыте понял, что это чувство дано по благодати Божией.

В другой раз, несколькими годами позже, я пошел к нему в келлию в плохом состоянии. Старец подошел к иконе великого святого Иоанна Предтечи, зажег свечу перед ней и помолился. Закончив, спросил меня: «Не из Салоникли ты? Не ходишь ли ты в храм Рождества Христова?» Он назвал место моего происхождения и мой храм. Потом он определил и мое состояние. Я сказал ему еще, что не могу спать. Он перекрестил меня и сказал: «Теперь ты сможешь спать». И на самом деле, я пошел в монастырь и сразу заснул.

Когда я был солдатом, в начале моей службы в армии, то пошел к старцу. Я немного боялся: что меня ожидает во время службы? Он сказал мне: «Не бойся. Я вижу твоего Ангела рядом с тобой, готового охранять тебя. Все будет хорошо». Уходя из его келлии, я испытывал чувство освобождения и облегчения, я славил Бога и летел от счастья.

После того, как мой отец погиб в автомобильной катострофе, я снова побывал у старца. Я спросил, как теперь моему отцу, после смерти, и он ответил: «С папой все в порядке. Теперь заботьтесь о своей маме, и он там, наверху, будет очень радоваться».

Еще многое мог бы я рассказать о старце. Для меня лично, а также и для одного моего близкого друга он был как отец и руководитель. Он нас утешал, укреплял и обнимал своей нежностью и любовью. После его кончины у меня появилось ощущение, что он молится за нас там, высоко, с горячей любовью. И что настанет час, когда он возьмет в свои горячил объятия всех паломников, которые побывали в его каливе, угостит в своей небесной обители водой и лукумом и свежесть их и сладость будут вечными.

Цубекас Константинос, вице–маршал авиации в отставке, Афины

Было 19 декабря, и мы вчетвером поехали на Святую Гору на три дня. Это был день памяти святителя Николая. Мы посетили одного батюшку, у которого были именины, и решили пойти к отцу Паисию. До того дважды я пытался встретиться с ним, но, к сожалению, не привелось: один раз у него было много народа, а в другой нам сказали, что его нет. Теперь вот в третий раз Господь благословил нас пойти к нему.