Стархэвен
Шрифт:
— Ну… как вам сказать. Это самовыражение, присущее нашей культуре. Мне очень трудно объяснить вам… Люди моего склада и наклонностей одеваются подобным образом, другие одеваются иначе, в зависимости от настроения. Мой внешний вид показывает, что я сотрудник университета или института.
— Значит, сколар — это ваше звание?
— Не только. Это и мое имя. Я сотрудник Института абстрактных знаний города Валлона.
— Признаюсь в своем невежестве, — пожал плечами Эвинг. — Но я ничего не знаю о вашем институте.
— Вполне понятно, — кивнул
— Пожалуйста. Это не секрет. Он назвался Роллан Фирник, — ответил Эвинг.
— Это особо опасный тип. Мне известна его репутация. Однако перейдем к делу, колонист Эвинг. Вы не могли бы выступить в Институте абстрактных знаний в начале будущей недели, в любое удобное для вас время?
— Я? Но я не ученый, Сколар. Я даже не знаю, о чем мне говорить.
— Вы прибыли из колонии, причем такой, о которой никому из нас ничего не известно. Вы сами по себе представляете неоценимый кладезь опыта и информации.
— Но я совершенно новый человек в этом городе, — возразил Эвинг. — Я даже вряд ли сумею отыскать ваш институт.
— Мы позаботимся о том, чтобы доставить вас туда. Собрание состоится, если вам удобно, ну… скажем, в четвертый день будущей недели. Вы согласны?
На некоторое время Эвинг задумался. Такая возможность ничем не хуже любой другой. Для того чтобы начать ознакомление с земной культурой, причем с близкого расстояния. Ему нужны, возможно, более обширные и глубокие знания, чтобы изыскать средства для спасения своей родной планеты от уничтожения пришельцами–варварами.
Он поднял глаза.
— Договорились — четвертый вечер следующей недели.
— Мы будем вам очень благодарны, колонист Эвинг.
Майрак отвесил поклон, затем, продолжая кланяться, попятился к двери и задержался возле нее только для того, чтобы повернуть дверную ручку.
— Приятного отдыха, — сказал он. — Премного вам благодарен. До встречи.
Дверь мягко закрылась за ним.
Эвинг пожал плечами, вспомнив о заказанных микрофильмах, сосредоточил все свое внимание на экране просмотрового устройства.
Он бегло читал около часа. Благодаря мнемоническим упражнениям, которые он проделывал в прекрасном Университете Корвина, он неплохо владел техникой ускоренного чтения. Его мозг эффективно перерабатывал материал одновременно с тем, как глаза пробегали по буквам, распределяя прочитанное по соответствующим каналам обработки. Через час он уже отчетливо представлял себе ход земной истории за те тринадцать веков, которые прошли со времени первого успешного межзвездного прыжка.
Именно тогда начался бум полетов к звездам. Первым колонизирован был Сатурн. В 2573 году семьсот двенадцать отважных мужчин и женщин начали эру колонизации планет. Вскоре после этого были созданы и другие колонии. Перенаселенная Земля крупными партиями отправляла своих сыновей и дочерей к звездам.
Всю вторую половину третьего тысячелетия космическая
В небе было полным–полно планет. Из семнадцати планет системы Альдебараш. восемь оказались пригодными для колонизации. В системе двойной звезды Альбирео таких планет было четыре.
Быстро пробегам по страницам, заполненным названиями миров, Эвинг наткнулся на имя Блейка Корвина, основавшего поселение землян на планете, образовавшейся вокруг звезды Эпсилон–12, что в созвездии Большой Медведицы, в 2856 году.
Люди продвигались все дальше и дальше. «К началу тридцатого столетия, — гласила книга, — человеческая цивилизация была размещена на тысячи с лишним планет Вселенной».
Но великий натиск в космосе все же иссяк. На Земле долгожданное установление контроля над рождаемостью навсегда покончило с угрозой перенаселения, вследствие чего несколько снизилась тяга к колонизации других миров. Население Земли сбалансировалось на неизменном уровне — в пять с половиной миллиардов человек. За три столетия до этого около одиннадцати миллиардов теснились на перенаселенной Земле.
Вместе со стабилизацией населения наступила и культурная стабилизация. На смену личности первопроходца пришел новый тип землян, у которых и в помине не было честолюбия предков. Колонии поглотили людей, у которых было стремление к перемене мест. А те, что остались на Земле, положили начало культуре эстетов, мыслителей, музыкантов и математиков. Число людей, занимавшихся физическим трудом, сначала выросло, так как необходимо было поддерживать механику цивилизации. Однако с изобретением способных передвигаться роботов надобность в них отпала.
Можно было заранее предсказать ход истории в четвертом тысячелетии. Эвинг уже прикинул его на основании ставших доступными ему данных и почти не удивился, когда прочел подтверждение своим умозаключениям. Наступила эпоха падения численности населения. Обслуживаемая роботами земная культура стала замкнутой, ни от кого не зависящей системой.
Вместе со стабильностью наступила изоляция. Активные и энергичные жители планет–колоний были уже больше не нужны родной планете, да и она была им не нужна! Контакты между ними прекратились.
«В 3800 году, — гласил текст, — из всех земных колоний только Сириус–4 еще поддерживал регулярные связи с планетой–прародиной. Представители же других колоний стали на Земле такой редкостью, что казалось, будто их вообще не существует».
Только Сатурн–4, нет, Сириус–4! «Странно, — подумал Эвинг, — что из всех колоний только суровые обитатели Сириуса–4 стремились к матери–Земле. Между Ролланом и Сколаром не было ничего общего».
И чем больше читал Эвинг, тем меньше оставалось у него надежды на то, что он сможет добиться здесь хоть какой–то помощи Корвину. Ему казалось, что Земля стала планетой изнеженных комментаторов древних авторов. Сможет ли он найти здесь нечто такое, что могло бы послужить делу борьбы с надвигающимися клодами?