Старик, который читал любовные романы
Шрифт:
Скрепя сердце, алькальд согласился выдать ему на время несколько старых газет, которые хранились у него в кабинете в качестве неоспоримого доказательства его самой что ни на есть прямой связи с центральной властью. Впрочем, Антонио Хосе Боливар не был потрясен периодическими изданиями. По правде говоря, они показались ему абсолютно неинтересными.
Публикация выдержек из речей, произнесенных в Конгрессе, в которых почтенный депутат Букарам заверял присутствующих в зале заседаний в том, что другой почтенный депутат является козлом, каких свет не видывал; статья, посвященная описанию того, как некий Артемио Мателуна двадцатью ударами
Как-то раз вместе с газовыми баллонами и коробками с пивом «Сукре» доставил в поселок унылого священника, направленного в этот медвежий угол для того, чтобы окрестить родившихся у переселенцев детей и покончить с грехом не освященного Церковью сожительства, именовавшегося светскими властями гражданским браком. Святой отец провел в Эль-Идилио три дня, и за это время ни одна живая душа не озаботилась тем, чтобы проводить его в дома поселенцев даже в самом поселке, не говоря уже об отдаленных фермах. В конце концов, осознав, что ему вряд ли удастся преодолеть столь безразличное отношение паствы к церковным обрядам, священник окончательно впал в грех уныния и, устроившись поудобнее на пристани, стал ждать, когда же корабль заберет его из этого забытого Богом места. Чтобы как-то убить долгие часы вынужденного безделья, он достал из дорожного чемодана какую-то старую книгу и добросовестно пытался читать ее до тех пор, пока сонливость не взяла верх над духовно-интеллектуальным порывом.
Книга в руках священника дразнила Антонио Хосе Боливара, как красная тряпка быка. Впрочем, в отличие от тупого животного, он терпеливо ждал того момента, когда пальцы задремавшего служителя разожмутся и книга упадет на мешок с кофе.
Книга оказалась жизнеописанием святого Франциска. Антонио Хосе Боливар стал судорожно, поторапливая сам себя, просматривать ее. При этом его не покидало ощущение, что он у кого-то что-то ворует.
Изрядно напрягаясь, он складывал слог к слогу, и по мере того, как слогов и слов скапливалось все больше, ему для облегчения понимания текста приходилось все чаще прибегать к повторению прочитанного вслух, хотя бы вполголоса.
Через некоторое время священник проснулся и, увидев Антонио Хосе Боливара, уткнувшегося в книгу, улыбнулся, как если бы ему самому рассказали веселую историю или показали смешную картинку.
– Интересно? – спросил он.
– Я прошу прощения, святой отец. Я не стал бы брать книгу без вашего разрешения, но поскольку вы задремали, я решил, что будет лучше не будить вас, а просто почитать ее, сидя здесь, рядом с вами.
– Я спрашиваю: тебе интересно? – повторил свой вопрос священник.
– Тут, похоже, много написано про животных, – робко ответил Антонио Хосе Боливар.
– Франциск Ассизский любил животных. Любил, как и должно любить всех тварей Божьих.
– Я тоже их
– Нет. Бог не даровал мне этой радости. Святой Франциск умер очень много лет назад. То есть я хотел сказать: закончил свою земную жизнь и обрел жизнь вечную – там, гораздо ближе к Создателю, чем мы.
– А вы откуда знаете?
– Я же читал эту книгу. Она одна из моих любимых.
Священник произнес эти слова с какой-то особой интонацией, явно смакуя их и давая собеседнику понять свое превосходство. Антонио Хосе Боливар впервые за много лет почувствовал, как в глубине души его начинает грызть зависть к другому человеку.
– А вы много книг прочитали?
– Да уж немало! Раньше, когда я был помоложе и глаза мои не так уставали от чтения, я проглатывал всякую книгу, попадавшую мне в руки.
– А что, во всех книгах рассказывают про святых?
– Нет. Книг на самом деле миллионы и миллионы. Они написаны на самых разных языках, и говорится в них ну просто обо всем, даже о том, о чем, по моему глубокому разумению, человеку ни знать, ни задумываться не следует.
Антонио Хосе Боливар мысленно не одобрил такой избирательный подход, грозящий, того и гляди, самой настоящей цензурой. Впрочем, противоречить священнику он не решился и так и остался стоять перед ним, глядя на ухоженные белые руки святого отца, лежавшие на темной обложке жизнеописания святого Франциска Ассизского.
– А о чем они – эти другие книги?
– Я же тебе сказал – обо всем. Есть книги, в которых описываются приключения, есть научные, есть биографии выдающихся людей и описания их подвигов, есть много книг по технике. А есть книги про любовь…
Последнее замечание священника показалось Антонио Хосе Боливару интересным. Источником его теоретических познаний о любви были по большей части песни. В особенности запомнились ему куплеты Хулито Харамильо, чей голос частенько доносился сквозь треск помех из старенького транзисторного радиоприемника, имевшегося в поселке. Судя по этим куплетам, любовь больше всего походила на неожиданный и весьма болезненный укус слепня, но при этом оставалась такой привлекательной штукой, что, охотясь за ней, люди забывали обо всем на свете.
– А какие они – книги про любовь?
– Боюсь, в этом я буду тебе не лучшим советчиком. Книг о любви я почти не читал. Ну, так, может быть, одну или две.
– Да это неважно. Все равно, расскажите мне, какие они, что в них написано?
– Ну, обычно это история двух людей, которые встречаются, знакомятся, влюбляются друг в друга, а затем борются с теми трудностями и препятствиями, которые мешают им обрести свое счастье.
Сигнал с борта «Сукре» возвестил о скором отплытии. Антонио Хосе Боливар не осмелился попросить у священника оставить ему книгу до следующего приезда. Зато от этой встречи у него осталось еще более окрепшее и оформившееся желание что-то читать.
Весь тот сезон дождей он провел в терзаниях и мучительных сожалениях по поводу совершенно бездарным образом не используемого умения читать. Впервые в жизни он попал в когтистые лапы страшного безжалостного зверя – одиночества. Эта тварь была хитрее, чем любая другая. Вцепившись в жертву, она никак не желала ослабить своей мертвой хватки. Дело дошло даже до того, что Антонио Хосе Боливар стал подолгу говорить сам с собой, чтобы хотя бы представить себе, будто он не один и кто-то слушает его речи.