Старинные рассказы. Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Тезка пастора, император Август, носил, конечно, тогу, притом пурпурового цвета; обладая совершенно таким же римским носом, пастор Албанус носил черный кафтан безо всяких украшений — при исполнении проповеднических обязанностей, и синий кафтан, с таковыми же обшлагами и черным воротником — в приватной жизни.
В такой одежде трудно выделиться даже при величественной природной осанке. Стоит только вспомнить, как в первые годы царствования Александра вспыхнул блеск нарядов, погашенный мрачным правлением Павла! Каждый мелкий чинуша норовил облечься в голубой фрак, при светло-серых панталонах из Кашмира и шелкового трико, при малиновом жилете, атласном белом галстуке и туго крахмаленной белой рубашке с брызжами. А прически — с собачьими ушами и эксперансами; а сучковатые дубинки под названием «друа
Пастор Албанус смотрит на себя в зеркало; из зеркала смотрит на него человек в цветущем возрасте, с отлично развитыми мускулами и грудью если не колесом, то уж, во всяком случае, не доской.
В последнее воскресенье пастор говорил прихожанам о величии человеческого духа и о бренности внешнего и временного. Истина не нуждается в прикрасах, справедливость чуждается пышности, совесть презирает наряды; в гробах повапленных — мерзость и пустота!
Такую речь можно произнести только в простом черном кафтане служителя религии.
Но иное дело — губернский директор школ, представитель правительства, чиновник седьмого класса. Он не должен быть одетым скромнее первого встречного и беднее писаря канцелярии. Не только словом, но и внешним своим видом он должен внушать уважение и удивление. Одно — прихожане, другое — подчиненные. И стократ права власть предержащая, издавшая циркуляр о ношении мундира всеми школьными чиновниками.
Пастор Албанус потому и стоит перед зеркалом, что сегодня он впервые примерил мундир своего ведомства по высочайше предписанной форме: синий кафтан, черный воротник, шитый золотом, гладкие желтые пуговицы. У левого бедра в кафтане прорез для гражданской шпаги. Август Албанус, директор школ, оттягивает момент полного вооружения, хотя шпага с золотой рукояткой и золотой кистью, новенькая, блещущая, влекущая, лежит на камине под зеркалом. Шпага — пустяк, безделушка. Конечно, гражданская шпага — эмблема личного благородства, а не насилия, как военная. Шпага чиновника не отточена, она — символ в ножнах, напоминание об авторитете власти, знак доверия императора. Впрочем, меч носили и апостолы; мечом защищали веру крестоносцы.
Шпага в прорез — и Август Албанус окончательно похож на неистового Роланда гражданского образца. Во всяком случае, редко кому так идет мундир, как губернскому директору лифляндских школ!
Кто-нибудь может подумать, что пастор Албанус дорожит пустяками призрачной внешности. Нет, он только лоялен и исполнителен, он должен показывать пример послушания высочайшему приказу.
Как директор он подчинен ведомству народного просвещения; как проповедник — рижскому магистрату. Как тонкий политик — он хорошо сделает, если заранее предупредит возможное недоразумение. Всякому известно, что магистрат любит проявлять свою независимость и противодействовать разумным распоряжениям петербургского правительства. К тому же магистрат почему-то недолюбливает пастора Албануса: очевидно, интриги!
Итак:
«Сим извещаю рижский магистрат, что высочайшим повелением предписано отныне всем школьным чиновникам носить мундир установленного образца».
Ответ магистрата на отношение пастора Албануса:
«Рижский магистрат выражает уверенность, что Дерптский университет уволит от ношения мундира директора школ, пока таковой состоит пастором».
Ах, так? Уволить от ношения, когда мундир уже готов? По прихоти магистрата Август Албанус будет носить черный кафтан, в то время как пастор Мюллер, яко учитель рижской гимназии, и пастор Фрейтаг, яко инспектор венденской школы, и пастор Прейс, яко той же школы учитель, — все они облекутся в мундир, что уже дозволено им генерал-суперинтендантом Зонтагом!
Август Албанус решительным жестом вытягивает из ножен
«Имею объявить: ношение мундира высочайше повелено всем учителям и паче директорам школ, следовательно, и мне, яко директору лифляндских школ. Поелику Его Императорское Величество предписал мне мундир, то уже, по верноподданническому долгу, не буду признавать власти, которая могла бы уволить меня от послушания высочайшему указу».
Магистрат полагает, что мундир, шитый золотом, может подать соблазн прихожанам. Какой вздор! Кого хочет учить магистрат?
Лучше других знает пастор Албанус, когда он должен быть в скромной одежде проповедника и когда в блеске директорского облачения!
«Магистрат, яко имеющий верховное право епископа рижского, может твердо быть уверен, что ни один разумный член нашего общества не будет досадовать на мое послушание высочайшему указу или на то, что я должен и хочу напрягать силы свои для образования юношества города и всей губернии в кафтане, сделанном по предписанной форме. Если ж, что совсем невероятно, кто-либо найдется, который не может сообразить сие с духовным саном, то я покорнейше прошу прислать его ко мне, и я тогда дружески докажу ему, что синий кафтан следует при исправлении директорской должности, а черный — при пасторской, и что оба одеяния, каждое в своем месте, дозволено».
Написав письмо, Август Албанус вкладывает шпагу обратно в ножны, прицепляет к бедру и, выпрямив грудь директора школ, выходит на улицу. В удивлении замирает будочник. Жмется к стене дома встречный прихожанин. Женщина в платочке спешно переходит на другую сторону улицы. Мальчишки следуют за ним в восторге, не смея подойти слишком близко. Солнце выходит из-за облака специально, чтобы озарить лучами золото шитого воротника. Август Албанус шествует военной походкой, уверенно стуча каблуками новых сапог. Он делает круг по улицам Риги и возвращается домой: Рига побеждена.
Но еще не побежден рижский магистрат, бессильный предписывать директору школ, но начальствующий над пасторами. На стороне магистрата консистория; на стороне консистории общественное мнение: «Перемена проповеднической одежды на шитый золотом гражданский мундир даже и просвещенным не полюбилась, кольми иначе же менее просвещенным людям!» Обер-пастор Либориус Бергман [172] на дружеское внушение слышит решительный ответ:
— В рассуждении сложения школьного мундира предписания не исполню, но с первою почтой отпишу в комиссию о школах Дерптского университета.
172
Обер-пастор Либориус Бергман (1754–1823) — доктор философии Лейпцигского университета, основатель Лифляндского музея искусств; широко занимался благотворительной деятельностью.
— Дорогой Албанус, но нельзя же писать в деловой бумаге, что вы отказываетесь признавать властей!
— Не могу признавать власть, идущую против высочайшего повеления.
Второй выход в сияющем мундире Августа Албануса. Шепчутся прохожие. Рига делится на партии: Рига пастора Албануса и Рига магистрата. Женщины на стороне мундира, мужчины на стороне гражданских кафтанов. Соблазн расшатывает спокойную семейную жизнь города. В воздухе чувствуется война.
Рижский магистрат выдвигает дальнобойное орудие — на его стороне оказался сам военный губернатор граф Буксгевден [173] . Однако положение спорное, разрешить которое может только министр юстиции князь Лопухин [174] и юстиц-коллегия.
173
Граф Бунсгевден Федор Федорович (1750–1811) — генерал от инфантерии, главнокомандующий в русско-шведской войне 1808 г.
174
Министр юстиции князь Лопухин Петр Васильевич (1753–1827) — затем председатель Государственного Совета и Комитета министров.