Старосветские убийцы
Шрифт:
— Александр Васильевич, брат нынешнего князя, сам воспитанием и образованием дочери занимался. Кабы не война…
— Такой герой! К армии примкнуть не успел, так из своих мужиков отряд собрал, в хвост и в гриву французов бил.
— А девочка? Тоже в отряде была? — спросил Терлецкий.
— Девочку к Анне Михайловне отправил, к мачехе. Его отец два раза был женат, Василий Васильевич Александру Васильевичу сводный брат — пояснила Суховская. — Но французы нашего героя поймали и повесили.
— А Катя как узнала, умом тронулась. Врачи лечили-лечили, потом девочку в монастырь повезли, вдруг святое слово поможет…
Вера Алексеевна закончить
— А Катя в монастыре из окна выкинулась! Вот как…
— Самоубийц не хоронят на освященной земле, потому бедную девочку здесь и закопали, — смахнула слезу платочком Вера Алексеевна.
Растоцкий покачал головой:
— Загадочная история. Гроб на похоронах не вскрывали. Сказывали, разбилась в лепешку.
Глава третья
Отец Алексей, местный священник, пару часов назад обвенчавший молодых, зычным голосом пропел небольшую молитву. Проголодавшиеся гости торопливо перекрестились и с видимым удовольствием уселись за праздничный стол.
— Господин доктор, — спросила Тоннера Суховская, — вы часом не старовер?
— Нет, мадам, — учтиво ответил тот.
— А почему не по-нашему крест кладете? — Помещица пыталась поразумней разместить на огромном платье маленькую салфеточку.
— Я католик. Мой отец — француз, во время революции бежал в Россию, — пояснил Тоннер.
— А, знаю! Католики верят в папу Римского!
— Нет, что вы! В Иисуса Христа! Но несколько иначе, чем вы.
— А зачем? — удивилась Ольга Митрофановна. — Зачем иначе, если можно как все? И в аду гореть не придется!
— Мне грозит ад? — деланно испугался Тоннер.
— Как же! — изумилась Суховская. — Отец Алексей говорил: всех неправославных — прямо туда!
— Значит, буду гореть в приятной компании! Вся моя семья — католики: дедушка, родители, братья, сестры.
— Какой вы семьянин! — восхитилась Суховская.
Стол установили покоем в центральной комнате господского дома. Шторы задернули, но было необыкновенно светло: свет множества свечей, вставленных в разномастные канделябры, отражался от зеркал, украшавших стены, от блестящих серебряных подносов и от бесчисленного множества бокалов — пятидесяти гостям под каждый напиток. Искусно разбросанные лепестки роз, астр и ноготков украшали ослепительно-белую скатерть, а на накрахмаленных до хруста салфетках были вышиты инициалы хозяев.
Супружеская чета заняла центральное место. Генерала, как наипочетнейшего гостя (такого чина и звания никто из гостей не имел), посадили рядом с молодой. Новая княгиня Северская очаровала Павла Павловича еще в церкви, а после вручения подарка Веригин понял, что влюблен!
Генерал подарил свою табакерку одним из первых. Молодые супруги принимали поздравления незадолго до обеда посреди портика, украшавшего парадный вход усадьбы.
— Вы армейский друг Василия Васильевича? — поинтересовалась Элизабет. Она говорила по-русски почти правильно, но чуткое ухо стоящего неподалеку Тоннера уловило акцент, причем не французский.
— Нет, сударыня, — ответил Веригин. — Знакомы несколько часов. Провидению было угодно, чтобы восемь путешественников попали сегодня на вашу свадьбу: на тракте сгорел мост, а князь милостиво нас приютил и пригласил на торжество.
— Как, сгорел мост? — Княгиня продолжала улыбаться, но лицо ее стало озабоченным. — Это правда, князь?
— Да, ма шер.
— Отчего не сообщили мне?
— Мон
— Базиль, — назвала она князя на французский манер, — надеюсь, вы не забыли распорядиться о починке?
— Не успел, в церковь торопился, — раздраженно ответил князь.
— Это минутное дело! Не беда, сейчас все исправим! — Княгиня махнула рукой, и тут же, словно из воздуха, материализовался ее управляющий. — Павел Игнатьевич, пошлите Ерошку к Никите Соленому, старосте в Красном. Пусть отправит мужиков чинить мост. Бревна и доски пусть берут, что на новую мельницу заготовлены. Да пусть факелов прихватят — ремонт надо сегодня закончить.
Павел Игнатьевич еще вносил указания в маленький блокнотик, а к нему на всех парах уже бежал кучер Ерошка. Генерал, сам умелый командир, не успел даже заметить, как его позвали. «Да, — подумал он, — такой женщине и полк можно доверить, да что полк — армию! Повезло князю с супругой — будет как у Христа за пазухой».
Генерал обычно не афишировал своего холостяцкого положения, на прямые вопросы прелестниц отшучивался солдатской песенкой: «Наши жены — пушки заряжёны». Но, будучи по натуре романтиком, он всю жизнь искал ту, которую полюбит с первого взгляда. Тысяча чертей, сегодня Веригин ее нашел! И именно сегодня она вышла замуж за другого. Эх! Судьба — злодейка, жизнь — копейка.
Обед разносили не по чинам, так что и генералу, и гостям на дальней стороне стола, где сидела молодежь: Тучин, Угаров и барышни Растоцкие, — одновременно подали холодный пирог с рыбой. Старшая из барышень, Машенька, по строгому повелению матушки, изо всех сил старалась понравиться Александру. Поначалу вела себя жеманно: разговаривала исключительно по-французски, слова растягивала, подчеркивая, что все ей наскучило и утомило. Более опытного Тучина ее поведение позабавило, и он решил подыграть — изображал пресыщенного денди, отвечал лениво и невпопад. Украдкой оба наблюдали друг за другом, и, когда случайно взгляды их встретились, молодые люди не выдержали и весело расхохотались, опечалив другого Машенькиного соседа, Дмитрия Александровича Карева.
Впрочем, этого юного господина с длинными вьющимися волосами так никто не называл. Приходился он князю Северскому кузеном, с младенчества воспитывался в его доме и откликался по молодости лет еще на Митеньку. Господин Карев постоянно потирал ладони неестественно больших рук, каждую минуту пытался завязать разговор с Машенькой, но та не обращала на него внимания.
Младшая Растоцкая, совсем юная Лидочка, могла пока о женихах не заботиться. Она весело и непринужденно болтала с Угаровым о всякой ерунде и, хотя стреляла в Дениса глазками, но как-то неосознанно, по-детски. По-взрослому посматривала на художников красавица, сидевшая напротив. Да не просто красавица — богиня! Такого совершенства в женском обличье Денис еще не встречал. Упругие, аппетитно затянутые в шелковое платье формы манили прильнуть и тотчас насладиться, а зеленые глаза словно обещали утоление желаний. Звали богиню Анастасией, князь представил ее как la demoiselle de compagnie [1] своей матери. Денис искренне недоумевал! Северский слепой, что ли? Жить под одной крышей с самой Афродитой — и жениться на сушеной вобле?
[1] Компаньонка (фр.).