Старшая школа Йокай
Шрифт:
— Камаитачи, не выделывайся, — устало вздохнул инугами. — Тебе что приказали? Никого не пускать? Так больше никто и не придет. Твоя задача выполнена.
— Но я должен стоять на страже у ворот, — Курода старался скрыть неуверенность. Интеллект никогда не был его сильной стороной.
— Тогда дай нам забрать Томоко-тян и стой сколько угодно, раз не хочешь себя дискредитировать, — предложил недзуми.
Камаитачи выдохнул. Это решало все проблемы.
— Да пожалуйста.
Крысенок дернул носом. Великанша сохраняла человеческую форму, даже оставаясь без сознания. Вот это самоконтроль. У нее отличный тренер.
Инугами
— Мы уходим, — вскинув ее на плечи, сообщил он на всякий случай.
— Кавагути-кун, мы не выполнили команду шинигами, — усомнился пес, отойдя за пределы территории старой больницы. — Нам нужно было уговорить камаитачи не только отдать Томоко-тян, но и убраться отсюда.
— Изаму-кун, тебе что, не пофиг? — резонно возразил недзуми, по пути убирая йокайскую форму. Остренький носик становился обычным, вибриссы втягивались. Внешний вид морды лица все равно оставался грызуньим.
— Пофиг, — согласился Изаму, концентрируясь на своей ноше.
— Эх, зря не пошел в театральный, — камаитачи проследил за уходящими, убрал тонфы и полез в карман за смартфоном. Работу нужно было выполнять до конца, благо от охраны лежащего без сознания тела его любезно освободили. — Друзья у нее такие друзья. Что бы я без них делал.
Он аккуратно подбирался к месту, где Сон-Хо уже скандалил с Кощеевым. Смотри-ка, парни еще даже не раскачались. Выбрав режим съемки видео, Казухиро навел камеру.
— Слева Сон-Хо, частично выходит из человеческой формы, выпустил хвост, — тихие комментарии дополняли мутноватый видеоряд. — Справа Кощеев Константин, сохраняет человеческую форму, в правой руке духовное оружие — двухлезвийная глефа, рукоять костяная. Сон-Хо насылает лисьи мороки, Кощеев на них практически не реагирует.
Наблюдать приходилось на расстоянии. Органы чувств работали прекрасно, но в руке был обычный человеческий смартфон, и далеко не последнего поколения. Камаитачи поморщился: конечно, лисьи мороки на запись не попадали. Нужно было подобраться поближе и снимать чуть под другим углом, чтобы не пропустить полноконтактное взаимодействие. Это было рискованно, но качество съемки совсем дрянь.
— Блин, камера реально ни к черту, — хищник поморщился, снова пытаясь навести увеличенный зум на сцену боя. — Надо было все-таки спиздить айфон.
Не преуспев, он выдохнул и рассыпался на три одиночных итачи. Тоненькие ласки распутались и разбежались. Одна взяла в лапки слишком большой для нее телефон и свела фокус камеры. Вторая залезла на удобное дерево. Третья взялась комментировать запись утончившимся голосом.
— Слева Сон-Хо, стоит, перестал насылать иллюзии. Хвостом не пробил ни разу. Дважды дохнул огнем на Кощеева, и на том почти сгорела рубашка. Кажется, его не смутило. Кощеев убирает оружие, раздевается, снимает ремень. Сон-Хо принимает человеческую форму. Скорее всего, русский кусок нежити заморочил его, и сейчас будут выяснять отношения врукопашную. Да, похоже на то. Кланяются. Обмениваются ударами. Сон-Хо пропускает подсечку, теряет равновесие. Кощеев наносит удар сверху. Сон-Хо падает без сознания. Кощеев укладывает его в позицию для обморочного состояния. Уходит в сторону главного корпуса больницы. Следую за ним. Конец первой записи.
Маленькие пальчики клацали по сенсорному экрану: пока одна ласка удерживала смартфон, вторая набирала
«Нахожусь на операции по вербовке К.К. Первая встреча: кумихо (1хв) против русского лича (чел.ф.). Поблизости аякаси (онрё, телек-з) и шинигами (ледяная). Кумихо некомб.».
Сообщение отправлено.
Сообщение доставлено.
Сообщение прочитано.
«Продолжай наблюдение»
Онрё шла вперед, перебирая узкими босыми стопами. Ее длинные волосы вздымались волнами, пока она дирижировала ветром, и в шинигами направлялся какой-нибудь предмет. Подбираясь к ауре противника, импровизированный снаряд покрывался коркой льда и замедлялся под встречным вьюжным потоком. Взмахом посоха Ичика разбивала его, поднимая столпы снежинок. Мелкими осколками куски штукатурки и клочья арматуры отлетали в стороны, не причиняя снежной королеве никакого вреда.
— Знаешь, умершие души плохо помнят свою жизнь. Ты, наверное, тоже. Река Санзу, всё такое. Одно я помню точно: мою жизнь забрал мороз. Я была совсем молодой школьницей. Внезапно налетела метель, я от страха забилась в какую-то каморку. В апреле вообще никто не ожидает метели. Там, в крошечной комнатушке, куда вроде бы складывали дрова или что-то подобное, я медленно коченела от холода.
Ичика смотрела на противницу, и в ее взгляде было нечто похожее на сочувствие. От посоха по руке пополз хрустальный морозный узор.
— Так быстро? Ладно… — Ичика сбросила черную куртку ги и осталась обнаженной до пояса. Морозные узоры загустели и перекинулись на спину.
— Шинигами черпают свою силу в смерти. Смерти людей. В том апреле многие погибли. Не так много, как во времена ото-сама, но страх закрепился. Точнее… он окреп вновь, и это придало ускорение веры. К Ёми поднялись обращения людей, что не желали такой смерти и молили спасти их от холода. Поэтому Идзанами-ками-сама выделила меня.
Онрё продолжала орудовать элементами ландшафта. Она уже подошла достаточно близко — настолько, что они обе находились в эпицентре. Два потока — холодный ветер и телекинез — сражались друг с другом, засвистывая на разные мотивы. Осколки стекла и бетона кружились, искрошенные в крупную пыль. Снежинки крошечными лезвиями врубались в них, измельчая и делая безопасными.
Ледяной панцирь сковывал движения шинигами, выбеляя ее кожу.
Такой же панцирь начал стремительно нарастать и на ее противнице. Та подняла узкие черные брови, но продолжала командовать мусорным ветром.
— В душе я та же девочка, боящаяся одиночества и холода. Мои мечты и сожаления — это ее наследие. Общие понятные желания: ходить в школу, завести кучу друзей, готовить бенто по утрам. Встретить особенного человека и жить с ним долго и счастливо.
Лицо шинигами подо льдом пошло трещинами, когда она попыталась улыбнуться, словно вспомнив что-то. Или кого-то.
— Мне жаль и тебя. Ты стала безумным безголосым демоном мщения. Не просто так. У тебя тоже была свои мечтания. В тебе это еще есть — под струпьями ауры, под занавесом из твоих чудесных волос. Ты тоже хотела чего-то, пока была жива.
Онрё застыла в двух шагах от Ичики. На распущенных черных прядях оседали снежинки. Толстый ледяной панцирь покрывал ее кожу целиком. Воздетые руки замерзли в причудливой позе, достойной запечатления.
— Жизнь несправедлива, но смерть уравнивает всех, — вздохнула шинигами.