Старшеклассник без клана. Апелляция кибер-аутсайдера 5

Афанасьев Семен

— Занятно. Чего надо? — ну не та у нас история отношений, чтобы на этом этапе затевать нейтральные светские беседы.

Да и не только в данный период.

— Я хочу с тобой кое о чём договориться, точнее, предупредить. — Китаянка, в отличие от предыдущих моментов, похожа на конструктивную.

Глазами, лицом и на каком-то неуловимом энергетическом уровне.

— Честно говорю заранее: никаких обязательств с моей стороны, никаких обещаний или гарантий. — Мало ли, вдруг какая манипуляция. — Ни я, ни те, кто со мной близки, не считаем

тебя даже нейтральной стороной: ты чётко по другую сторону баррикад и нам враг. Это не исключает нашего возможного разговора, — признаю в конце. — Мало ли. Неисповедимы пути господни.

— Ничего себе, как на тебя Мартинес влияет... Нет, Седьков, я вам не враг. Собственно, это и есть цель, почему я тебя отловила: чтоб это сказать.

— Да ну?! И вот так просто забудем всё, что между нами было?! — удивление получается искренним и непринуждённым.

— Жаль, что ты натурал, — бросает она. — Не могу тебе доказать.

— Сяовэнь, ты меня, конечно, извини, но я совсем не претендую, чтобы ты мне что-либо доказывала. — Начинаю раздражаться, поскольку и других забот хватает, а тут ещё это недоразумение.

Но агрессии в ней нет, факт. Зато есть некая озабоченность, лёгкая депрессия и подавленность, которые она пытается маскировать под невозмутимым лицом, с которым обычно по школе ходит Миру.

— Помнишь, в конце прошлого месяца ты очень хотел меня как женщину? Даже в декольте заглядывал в столовой, несмотря на Ченя? Он тебе ещё тогда по голове дал?

— Прикольный у тебя способ наладить контакт, — моя голова качается влево-вправо сама по себе.

Н-да уж. Витя Седьков — тот ещё интимный гангстер. Был.

Память услужливо подбрасывает: да, случай имел место.

С Ченем, кстати, я сейчас управлюсь относительно легко — но тогда этому телу было стыдно и неловко. Предшественник какое-то время действительно западал и на Юнь, даже думал, что и ради неё способен на подвиги и восстание угнетённых.

— А ты помнишь, что именно тогда я тебе ничего плохого не сказала? — продолжает цепляться к каким-то незначительным, как по мне, нюансам китаянка. — В отличие от всех остальных? Не травила тебя, не ругалась, даже не сказала "нет"?

— Ну, за тебя тогда Чень всё озвучил, — припоминаю что-то, но не так чтоб уверенно.

Эпизод, конечно, из разряда "гордиться нечем". И не скажешь ведь никому, что я — не совсем тот Витя Седьков (тем более что снаружи этого не докажешь).

— А что мы с ним потом стояли и ругались, тоже не помнишь?

Да что ж она такая настойчивая.

— Ты ушёл лицо мыть в туалет, потом вернулся обратно в столовую — а мы ещё ругались возле раздачи. Ближайший стол. — Азиатка требовательно сверлит меня взглядом.

— Да хрен его знает! Я натурал, у меня память не эйдетическая! Ты ещё как полиция спроси!

— Это как? — она поднимает бровь.

— Это "Где вы были вечером в восемнадцать двадцать три, шестого августа, два года назад"! — перевожу дух. —

И "...какая при этом была погода"!

— Да ну, к чему так драматизировать, — на ровном месте задумывается она. — Там же был для тебя очень яркий эмоционально эпизод. Неужели не запомнил?

— Нет.

— Жалко. Из-за тебя тогда реально поругалась. Была единственная в столовой, пожалуй, кроме Хамасаки, кто на тебя не гнал.

— Уффф. Зато потом исправилась. Юнь, чего тебе надо?

— А почему ты сдался тогда?! Почему ПОТОМ, — она буквально припирает меня к стенке обеими руками, бешенно сверкая глазами, — ты нашёл в себе и силу, и волю?! И Лысому накостылял, и даже Ченю?! А тогда, когда я тебя буквально молила взглядом — помоги — ты утёрся и прожевал сопли?! Отдал в чужие руки девчонку, которую сам хотел, как мужчина?!

— Хуясе, — задумчиво чешу за ухом, цитируя "сестру" в моменты её эмоциональной нестабильности. — Звучит как будто предъява. Сяовэнь, у меня два взаимоисключающих ответа на твой вопрос. С какого начать?

Она отпускает меня, делает шаг назад, отряхивает ладони и с необычной досадой продолжает:

— Я и сама малодушная мразь! Но ты смог исправиться, подняться и пойти дальше, а я до сих пор пресмыкаюсь! Противная сама себе.

Азиатка делает шаг вперёд и её кулак под расширениями, кажется, выбивает каменную крошку из бетонной стены. Относительно недалеко от моей головы.

— Я мразь и предатель! Противна сама себе! Удовлетворяла как кошка мужика, которого не люблю! Цеплялась за иллюзии, понимая, что сама — лишь дерьмо, которое не заслуживает ничего хорошего!

Несмотря на текст, китаянка явно усилием воли сдерживает злые слёзы.

Хренасе. И методической помощи в нашей группе не попросишь: никто из трёх девчонок не откажет — но транслировать подобное кому-то... некомильфо.

— Какой-то словесный эксгибиционизм получается, — вздыхаю. — Ты ж понимаешь, что на меня сейчас действуют прямые физиологические механизмы с твоей стороны?

— Да... КАКИЕ?

— Самка детородного возраста, привлекательная с точки зрения процесса размножения, на вершине иерархии в этом смысле — нуждается в помощи.

— Красивая, но дешёвая шлюха с выбитыми зубами, — неприязненно цедит она. — Даю честное слово, у меня сейчас не работают никакие расширения на твоё охмурение. К сожалению, доказать натуралу не смогу.

Вообще-то, я это вижу и без её слов. Она не врёт.

— Продолжай. Что ещё хотел сказать?

— Там, откуда я родом, когда девчонка плачет — её успокаивают. Каким бы говном она ни была в прошлом.

— Социальный стандарт? Дурацкий обычай, — бросает она до того, как я успеваю ответить на вопрос. — У нас ты бы вечно вытирал сопли проигравшим, а тебя бы имели из раза в раз в извращённой форме. В переносном смысле, разумеется: с тебя сейчас есть что взять деньгами, так что слезливых и убедительных попрошаек были бы вагоны.