Старшины Вильбайской школы
Шрифт:
— Кажется, нет. Помнишь, Падди говорил, что мы должны гордиться тем, что нашим главой будет старшина школы, — отвечал Фильнот.
— Ну, с этим нас нельзя поздравить; теперь нам ни в чем не будет ходу: пойдут штрафы да придирки, — сказал Пильбери.
— Где ему штрафовать! Он, как медведь, забьется в свою берлогу и будет лапу сосать — не трогай только его.
— Однако директорским он, говорят, давал себя знать.
— А что, друзья, давайте-ка попробуем выманить медведя из берлоги и посмотрим, умеет ли он рычать.
Это предложение Кьюзека произвело настоящий фурор. Все закричали хором:
— Выманим,
— Когда же?
— Да сейчас. Зачем откладывать в долгий ящик?
— Чем же мы его выманим?
— Устроим примерную драку.
— Устроим ему кошачий концерт.
— Нет, зачем? Надо, чтобы он не догадался, что мы это нарочно. Лучше преподнесем ему «Баунсера», — предложил опять изобретательный Кьюзек и опять угодил всему собранию.
— Да, да, непременно «Баунсера»! Против этого он не устоит.
«Баунсер» была старинная вильбайская песня, сложенная в честь одного из героев школы. Говоря откровенно, в ней было мало складу и еще меньше смысла, но школьники уважали ее за ее древнее происхождение и любили ее веселый напев. Певцы выстроились в одну линию. Морган в качестве дирижера стал впереди и скомандовал:
— Приоткройте-ка дверь, джентльмены. Готово? Раз, два, три!
Первая строфа славного творения гласила следующее:
Баунсер был знаменитостью, да,Баунсер, Баунсер, Баунсер!Всей нашей братье он был голова,Баунсер, Баунсер, Баунсер!Был косоват он, но что за беда?Зато разным трусам он был не чета.Это поэтическое описание наружности и добродетелей легендарного героя давало, как легко поймет читатель, полный простор самой одушевленной декламации, и не только Риддель, но и все отделение было поднято на ноги внезапным взрывом патриотических чувств «мартышек». Следует при этом заметить, что певцы считали излишним держаться определенного тона. Эффект пения вышел потрясающий: невольно вспомнился вырвавшийся на волю зверинец. Допев первую строфу, певцы смолкли в ожидании заслуженного успеха. Но в коридоре царила мертвая тишина, и они решили попытать счастья еще раз. Во вторую строфу было вложено, если это возможно, еще больше драматизма:
Ростом шесть футов, пять пудов весом,Был молодчина наш Баунсер.Силой померяться мог с ГеркулесомБаунсер, Баунсер, Баунсер!Веслом он играл, как перышком, да,А бегал не хуже призового рысака.На этот раз старания хористов не пропали даром. С последней строкой дверь из комнаты старшины приотворилась, и старшина самолично показался на пороге. Первое появление Ридделя в его новой роли было событием и, естественно, возбудило всеобщее любопытство. Подходя к месту действия, Риддель заметил, что все обитатели коридора стояли каждый у своей двери и внимательно следили за всеми его движениями. Конечно, в эту минуту Риддель меньше всего походил на укротителя зверей, и самый недальновидный человек мог бы предсказать с большою долей вероятия, что его ждет полное поражение. Так думали, по крайней
Вот какие мысли проносились у него в голове, пока он шел по коридору: «Прежде всего не выходить из себя. Жаловаться директору тоже не следует: это значило бы сваливать ответственность на чужие плечи. Убеждать и упрашивать нельзя: они воспользуются этим, чтобы сесть мне на шею. Надо, чтобы они сами поняли, что их выходка смешна. Надо заставить их стыдиться ее».
Риддель подошел к дверям «музыкальной залы» как раз в ту минуту, когда хор затянул третью строфу песни, где воспевались умственные совершенства удивительного Баунсера:
Баунсер был величайшим умом!Сам Сократ был пред ним дураком!Римлян и греков он шутя побеждал,Неправильные глаголы, как акула, глотал.Допевая свою песню, певцы не могли противостоять искушению бросить искоса взгляд на дверь и увидели, что старшина стоит и слушает их. Поэтому, когда с концом последней строки он вошел в комнату, разыгранное ими вышло не совсем естественно. К немалому разочарованию публики в коридоре, Риддель, входя, запер за собой дверь. Маленькие проказники смотрели на него с любопытством. Сверх всех их ожиданий, старшина не казался ни рассерженным, ни сконфуженным. Лицо его было весело и немного насмешливо, когда он обратился к ним со словами:
— Как видите, я не мог устоять против вашего пения.
Мальчики были озадачены. Что это он, в самом деле шутит или сердится и только притворяется, что шутит?
— Мы пели для себя. Мы часто поем эту песню, — сказал Кьюзек с не совсем естественной улыбкой: он видимо храбрился.
— Немножко странный способ пения для себя, — заметил Риддель, также улыбаясь. — Во всяком случае, ваше пение привлекло довольно много слушателей.
Шалуны переглянулись в недоумении — они не могли взять в толк, чего он от них хочет. Они знали только одно: что им становится неловко.
— Должно быть, в отделении Вельча так принято, что одни поют тогда, когда другие ложатся спать? В нашем отделении, если поют, то поют до ужина, — продолжал между тем Риддель.
— Здесь каждый делает, что хочет, — сказал Пильбери.
— И что же? Весело это?
Тут все рассмеялись, сами не зная чему. Положительно им было очень неловко. Риддель это заметил я поспешил воспользоваться своим преимуществом.
— Мне очень жаль, джентльмены, что на первый же раз мне придется нарушить ваше веселье, но я серьезно прошу вас не петь после ужина.
Это вступление стоило Ридделю большого труда и потому вышло несколько натянуто; но он скоро овладел собой и продолжал уже совершенно просто:
— Вообще я просил бы вас поддержать меня, пока я освоюсь с вашими порядками. Я у вас чужой, и первое время мне будет трудно справляться с моими новыми обязанностями. Мне хотелось бы поладить со всеми вами. Вы ведь знаете, что я перешел к вам по желанию директора. Надеюсь, что мое появление здесь никого не испугало.
— Нас не испугало, — сказал робко Морган.