Старуха по пятам
Шрифт:
Он развернулся, пожал плечами.
– Поверь мне, я знаю, что делаю. Смерть больше не пугает меня. Просто позволь быть рядом.
Толстяк поднялся на ноги, подошел к ней вплотную и опустился на колени. Мара, прищурившись, следила за его действиями. Кайн вытащил её кинжал из ножен, вложил ей в ладонь и приставил острием к своей груди.
– Ты можешь убить меня сейчас, госпожа! Но если, как сегодня, случится повстречаться в пути с такими уродами, меня не окажется рядом.
Мара поморщилась.
– Ты был бы не нужен мне, если бы...
– Это
– спокойно перебил Кайн.
– Однако никогда не знаешь, для чего Пресветлая сталкивает нас с тем или иным человеком.
Женщина хмыкнула. Легонько ткнула его кинжалом и убрала клинок в ножны. Поднялась на ноги, потянулась.
– Поехали. И лучше бы у тебя был железный зад! Привал сделаем только следующим утром!
В седле провели весь день и всю ночь - Мара опасалась новых приступов и гнала Амока, не заботясь о собственной усталости и уж тем более не думая о спутнике. Солнце растопило утреннюю дымку над берегом и линией холмов вдали, слева мелькнули кособокие домишки Рыбьей Кости, растянутые крылья сетей, вывешенных для просушки, и тропа потянулась на скалистый кряж, шедший вдоль залива. Амок въехал в рощу невысоких пушистых приморских сосен, и Мара резко натянула поводья. Перекинула ногу через седло, спрыгнула на мягкую землю, покрытую пёстрым ковром из короткой ярко-зелёной травы и жёлто-коричневых сухих игл.
Кайн с кряхтением спустился следом, сделал несколько шагов на несгибающихся ногах, с наслаждением потер зад и ушёл за ближайшую сосну.
– Мы успеем перекусить, - донеслось оттуда сквозь энергичное журчание, - или попрёмся дальше?
– Успеем. Здесь нам придётся задержаться.
Пока монах собирал дрова и разжигал костер, Мара расседлала и обтерла Амока, пустила пастись между деревьями. Неподалеку край обрыва прогибался, словно некто со стороны моря тянул его вниз покрывалом с кровати. Женщина подошла туда и застыла, закинув руки за голову и глядя на море. Бабочка под левой лопаткой проснулась, заскребла острыми коготками мышцу, сорвав с губ Мары невольный стон и заставив опустить руки. Прямо у носков её запылённых сапожек начинались плоские каменные плиты, ступенями уводящие к воде. Растрескавшиеся и древние, вылизанные ветром и волнами, они казались природными кусками скалы, если бы в их поступательном движении не ощущалась чёткая логика. Ступени уходили вниз, затем шли вправо, вгрызаясь в каменистый бок утёса, который далее выдавался в море. На пляже, среди камней и куч подсыхающих водорослей, блестело круглое озерцо, похожее на любопытный птичий глаз. И хотя обращенные к нему стороны ближайших камней истёрли стихии, на них ещё можно было разглядеть странные знаки и рисунки, поражающие плавностью линий и обилием завитков.
Мара чуть повернула голову, покосилась на Кайна, который остановился рядом, чтобы посмотреть вниз.
– Что это за место, моя госпожа?
Не отвечая, она обхватила себя руками, пытаясь сдержать резкую дрожь озноба. Осознание того, что яд сильнее воли, приводило в бешенство. Монах успел подхватить
– Нести туда?
– только и спросил он, и стал осторожно спускаться, когда длинные ресницы прикрыли блеск глаз, давая безмолвное согласие.
Резче запахло водорослями, от океанских волн несло холодком и свежестью огромного водного пространства. Ветер, играя, взметнул волосы Мары, когда монах, повинуясь слабому жесту, уложил её на бок на берегу озерца. Вода в нем казалась чернильно-синей, ни движение стайки серебристых рыбок, ни яркие кляксы актиний или морских звезд не нарушали пугающий покой синей безмятежности. Кайн отошёл чуть в сторону, опустился на колени на влажный песок, не спуская с женщины глаз.
– Уходи, - донесся до него голос, еле слышимый в плеске волн, - сейчас мне не нужна помощь.
– Ты - моя госпожа, - усмехнулся Кайн, - но Пресветлая шепчет, чтобы я остался. И я останусь.
Ответом ему были приглушенные ругательства.
Мара вытащила кинжал, полоснула по запястью, уронила руку в воду. Туманные бордовые капли расцветали в чернильной воде, невидимое течение размазывало их под поверхностью, выкручивая завитками, странно напоминавшими надписи на окружающих камнях.
Она перевернулась на живот, опустила лицо в воду. Кайн, который вроде бы не слышал ни звука, неожиданно прижал ладони к ушам и ткнулся лицом в песок.
– Ты не одна?
Низкий, неживой и не мертвый, пугающий и волнительный одновременно, голос заполнил всё вокруг.
– Покажи мне его!
Мара, подняв лицо из воды и с трудом сев, махнула Кайну рукой. Её трясло, и глаза казались безумными - беспамятство ворочалось в зрачках, чернотой тесня зелёную яркость радужек. Монах встал, подошел, спотыкаясь. Его голова раскалывалась от боли, из носа текла тонкая алая струйка. С некоторой опаской он опустился на колени рядом с женщиной, склонившись над водой.
Взгляд из озера заставил оцепенеть. Будто гигантский спрут скрутил члены мучительной неподвижностью. Этим глазам, подобным звездам, не хотелось сопротивляться. Подчиняясь этому голосу можно было упасть на меч с блаженной улыбкой на губах или спрыгнуть со скалы на острые камни в кружеве рваных волн.
Неожиданно Мара положила руку ему на плечо. Кайн очнулся и осознал себя низко склонившимся над водой, которой едва не касался губами, готовясь последовать пронзающему до самой последней клеточки существа зову. И резко прянул назад, испугавшись не на шутку.
– Ты...
– продолжил странный голос.
– Знаешь, что прошлое не вернуть?
– Знаю, - сипло ответил монах.
– Знаешь, что одного прощения не будет, а другого может не быть?
– Знаю!
– Знаешь, что смерть всегда подле неё?
– Знаю...
– Что ж... Ты был зверем в человеческом облике, а пытаешься стать человеком в облике зверя. Будь с ней. Иди.
Кайн встал и, шатаясь, отошел в сторону, опустился прямо в холодный прибой и закрыл лицо руками, раскачиваясь, как безумный.