Старые амазонки
Шрифт:
— Итак, первый вопрос. Ты сама не замечала, что за тобой следят, ведь сделать фотографию, чтобы тебя не заметили, не так уж и просто.
— Вообще-то я специально не присматривалась. Я ничего не знала о письмах, только о последнем. И то, потому что мама с папой от меня не отходят.
Вы знаете, когда тебе шестнадцать, это очень неприятно. Все ходят, прикалываются. А что я могу сказать?
— А ты сама веришь в шантаж?
— Нет, не верю. Может быть, кто пошутить захотел? Может, у Олега спросить?
— А кто это Олег?
— Это
— Нет, я думаю, пока Олегу ничего говорить не надо. А с письмами, мне кажется, все гораздо серьезнее, чем ты думаешь.
И тут мне в голову пришла одна мысль.
— Слушай, а у вас в классе такого случая не было? Тебе никто ничего не говорил?
— Да я и не спрашивала. Каникулы же были.
— А весной? Никого вот так же не встречали, как тебя?
Лина нахмурила лоб, — Подождите, да, Машку Соловьеву встречали, перед экзаменами.
Продолжалось это примерно неделю. Точнее я, конечно, уже не помню. Давно это было.
— А Маша что-нибудь говорила?
— Нет, мы все спрашивали. Она вообще-то моя подруга, но я ей сейчас тоже ничего не рассказываю. А кстати, она единственная, кто и не спрашивал. — Лина, похоже, сама удивилась своему открытию. — Значит, это все правда, и я не первая.
— А кто у Маши родители, чем занимаются?
— У отца своя фирма, у матери своя. Они там между собой соревнования устроили. Машка по этому поводу развлекается, говорит, соцобязательства берут.
Обеспечены очень хорошо.
— А как она выглядит? Я имею в виду одежду.
— Очень скромно. Вообще-то нас родители не балуют почти никого. У меня раньше была гораздо лучше одежда, чем теперь. Мы летом даже работали месяц: хот-доги продавали.
— Ну и как?
— Нормально. Они (вероятно, родители) думают, что мы ничего не можем, выпусти нас в мир — и мы утонем, как слепые котята, даже барахтаться не будем.
Они боятся, что мы останемся на их шеях. Мы что, дураки, каждому ведь свое хочется. Кто о фирме мечтает, кто о производстве. Конфликт всех времен: отцы и дети.
— А Маша уже ушла?
— Да, но я могу проводить к ней. Она в нашем доме живет, в самом крайнем подъезде.
— В нашем доме?
— Ну да, а что здесь такого? — Лина не поняла моего изумления.
А я судорожно пыталась соединить концы, но пока не хватало главного звена. Я, как гончая, почуявшая след, — ее трудно остановить. Я готова была бежать, но Лина моего энтузиазма не поняла.
— Да не торопитесь вы так, может быть, она еще до дома не дошла.
— Ничего, подождем.
Сейчас, я надеялась, очень многое может проясниться. Проходя мимо стройки, мы немного замедлили шаг, дорога была неровная, и забора почему-то в этом месте не было. Я не знаю, что это было, шестое чувство или просто интуиция, но я вдруг схватила Лину и прижала к самой стене. И надо сказать, очень вовремя, мимо нас пролетело несколько кирпичей. Я быстро посмотрела вверх — никого. А может…
— Никогда так больше не делай.
— Хорошо, — она была удивлена моим тоном, — очень жарко было, и я перешла .сюда. Да и кирпичи здесь не падают.
— Тоже верно, ладно, пойдем. — Что-то я слишком нервничаю.
Лину я проводила и пошла к Маше, номер квартиры мне сказали. Открыла сама Маша и, увидев меня, совершенно не удивилась.
— Проходите, я знала, что вы придете. Лине тоже пришли письма?
— А ты почему не спрашиваешь: кто? Не боишься?
— Дома? Нет. Буль, ко мне, — крикнула она в другую комнату, и оттуда показалась большая морда мастифа. Я вообще-то не очень разбираюсь в породах, может, она называется по-другому. — Очень умный пес. Мы его специально обучали.
— А почему он не лаял, когда я звонила? У всех моих знакомых собаки делают именно так.
— Он будет лаять, только когда ему скажут. Буль — место.
Голова тут же скрылась.
— Проходите ко мне, — пригласила Маша, указывая на одну из дверей.
Квартира была обставлена шикарно. Мы вошли в комнату девочки. Меня очень поразило сходство с Лининой, даже книги были почти такие же.
— Вообще-то я хотела бы поговорить с родителями.
— О, их нет, они уехали в командировку и будут не раньше чем недели через две.
— Ты что, одна живешь?
— Нет, с Булем. Да и бабушка иногда приходит. Я не могла скрыть разочарования. Две недели ждать я не могла. А Маша, заметя мое состояние, сказала:
— А вы все равно ничего конкретного не узнали бы.
— Почему?
— Потому что писем этих уже нет. Их выкинули сразу, как только все закончилось.
— Вы отдали деньги?
— Да. Такой суммы у нас, конечно, не было, папа у кого-то занял.
— А какая была сумма?
— Десять тысяч баксов. У Лины другая?
— Нет, такая же. Они не отличаются оригинальностью. А сколько было писем?
— Я уже не помню, штук пять-семь.
— Они были написаны от руки или, может, напечатаны на машинке?
— Нет, буквы были наклеены. Сначала вырезаны откуда-то. Знаете, как у классиков детектива. Может, кто-то начитался.
— Может быть, все может быть.
— А фотографии тоже были?
— Да, «Полароид».
— И ты тоже никого не заметила?
— Нет, никого, кроме бабушек в нашем районе, мне кажется, больше никто не ходит.