Старые черти
Шрифт:
Он замолчал, не столько для того, чтобы перевести дух, сколько для того, чтобы собраться с силами и не упасть.
— Сядь и выпей общеукрепляющего тоника, — сказал ему Чарли.
— Может, я и пьян, но говорю очень важные вещи.
— Не вижу смысла нервничать по этому поводу, — вмешался Питер.
— Да неужели? Значит, ты будешь счастлив, когда все исчезнет и у нас не останется ничего, кроме языка, на котором никто не говорит, Бридана, парочки-другой хоров да Уэльса как места на карте? Вот хорошо-то будет, да?
— Нет, — покачал головой Питер.
— Так вот…
— А если бы я высказался
— Но ты бы ведь не стал, так? — заметил Питер. — Ты же не Малькольм.
— И слава Богу.
Как признал Малькольм позже, ему показалось, что какие-то люди над ним смеются. И он продолжил под влиянием временных метаморфоз, которые произошли с его характером.
— Можете смеяться, если хотите, — начал он довольно безапелляционным тоном, ни на кого не глядя. — Куда как весело: валлиец страдает из-за Уэльса! Старый дурак бесится из-за того, что Уэльс оказался за бортом. Конечно, особенно смешно англичанам. Старый валлийский дурак, чего там. Только вот вскоре им самим будет не до смеха: наступит и их черед. На самом деле он уже…
Больше ничего Малькольм сказать не успел, но и этого выступления, не очень длинного, не слишком обидного и совсем не дерзкого, вполне хватило, чтобы взоры завсегдатаев обратились в его сторону. Все произошло так быстро, что Чарли почти ничего не разглядел. Двое, трое или четверо обступили Малькольма, и Чарли на миг потерял его из виду. Раздались громкие голоса, что-то мелькнуло. Малькольм качнулся вбок, задев деревянный стол и смахнув на пол один-два стакана. Бармен, который отчитал Питера, с грохотом выскочил из-за стойки и, угрожающе двигая плечами, направился к драчунам.
— Вон отсюда! — рявкнул он. — И вы, четверо, тоже! Быстрее, пока я не вызвал полицию!
Поспешивший на помощь приятелю Чарли увидел, что у того разбит нос, а лицо, руки и пиджак испачканы кровью — не сильно, но заметно.
— Можно хотя бы привести его в порядок?
— Ладно, а потом сразу же убирайтесь. Остальные двое пусть выметываются прямо сейчас. Это и тебя касается, жирный.
В мужском туалете не оказалось полотенец, только сушилка для рук. При помощи носовых платков Чарли, как мог, вытер кровь, которая уже почти не шла.
— Я ведь не сказал ничего ужасного? — спросил Малькольм.
— Нет, насколько я слышал.
— Так из-за чего все началось?
— Ну, крутые парни решили, что мы плохо себя ведем на их территории.
Чарли подумал, что не стоит разражаться обличительной речью о деморализующем влиянии безработицы и отсутствия культурного досуга.
— Понятно, что ты не хотел никого обидеть, но они-то не поняли. Или сделали вид, будто не поняли.
— Вообще-то несправедливо, что нас выгоняют. Начали местные.
— Может, это и к лучшему.
— Теперь я, конечно, вижу, что лучше было не спорить. Слушай, Чарли, наверное, надо мне сдерживаться. Может, если бы я говорил поспокойнее, они бы не так обиделись. Нет, спасибо, я сам.
— Вот тебе и прошлись по пабам, да?
— Прости.
— Ты не виноват. Надеюсь, Алун с пользой провел время — по крайней мере частично.
По пути к выходу приятелям пришлось пройти через бар.
— Едва они вошли, я сразу понял, чего от них ждать.
— В их возрасте
4 — Питер
1
Утренний ритуал Питера не был таким испытанием духа, как у Чарли или Малькольма, что не делало его более легким. Обычные утренние процедуры, которые совершаются бездумно и торопливо, перед тем как перейти к по-настоящему интересным занятиям, давно стали главным событием дня, и Питер приступал к ним в одиночестве, вполне по-стариковски. Самым утомительным он считал одевание, хотя за долгие годы процесс был отработан до мелочей. Хуже всего дело обстояло с носками, которые Питер натягивал в первую очередь. Когда-то он надевал их после кальсон, но заметил, что постоянно рвет белье ногтями на ногах.
Эти самые ногти заняли в его жизни несоразмерное положение. Острые, с зазубренными краями, они цеплялись за одежду и рвали ее, а не стриг их Питер потому, что это тоже стало делом непростым. Он не мог стричь их дома — трудно было собрать все обрезки, а значит, рано или поздно Мюриэль наступила бы на них босой ногой, чего Питеру по очевидным причинам совсем не хотелось. Поэкспериментировав в гараже со складным стулом и свалившись с него несколько раз, он остановил свой выбор на садовой скамейке под довольно красивой цветущей вишней. Правда, пришлось ограничиться теплыми месяцами — пальто не давало согнуться и достать до пальцев ног. Зато теперь Питер не боялся, что обрезки разлетятся во все стороны. И, черт возьми, как они летели! Особенно те, что с больших пальцев. Куски были такие крупные и отскакивали с такой скоростью, что могли бы сбить воробья в полете. Правда, пока до этого не доходило.
Питер надел носки в ванной комнате при помощи низенького столика: высота имела решающее значение. Пятку на стол, натянуть носок до пятки, пальцы ног на стол, надеть носок на пятку и дернуть вверх. Совсем недавно Питер наконец нашел носки, которые ему подходили: короткие, без эластичной резинки сверху. Ноги все равно опухали, но по крайней мере носки их не передавливали и вечером, раздеваясь, Питер мог смотреть на свои щиколотки без прежнего страха. Кальсоны он надел в спальне: опять ногу на пятку, затем на мысок, только на полу, немного талька вокруг мошонки, потом натянуть брюки. Примерно раз в три-четыре дня Питер замечал, что испачкал штаны шоколадом, кремом, джемом или всем сразу, когда перекусывал на сон грядущий. Тогда приходилось брать чистые брюки, возвращаться в ванную, вернее, к зеркалу, и застегивать подтяжки спереди, на той части фигуры, которую он уже много лет иначе как в зеркале увидеть не мог.
Дальше Питер оделся, как все обычные люди, разве что использовал длинный рожок для обуви — редкое и крайне необходимое приспособление, которое он однажды потерял и целую неделю вынужден был обходиться георгианской серебряной ложкой Мюриэль, возвращая прибор на место после каждого применения. С давних пор Питер носил одну и ту же пару неприметных туфель без шнурков и надеялся, что умрет или окажется прикованным к постели раньше, чем они развалятся окончательно и надо будет идти в обувной магазин самообслуживания — других магазинов, насколько он слышал, теперь не осталось.