Старые дома
Шрифт:
Дом по вечерам ворчал в отопительных трубах, сердито шебаршил на чердаке ветошью. Осенними промозглыми тяжёлыми для рабочего люда деньками плакал, пускал по чумазому лицу слёзы, даже и не пытаясь их вытирать.
От ветхости и от буйного нрава обывающих в его чреве народа, стены еле держались, сорили на полу рыжим колючим шлаком, и тогда надо было по оштукатуренной поверхности клеить обои, да и не в один ряд, а то невзначай ткнёшь пальцем – и дыра на улицу. Хоть приглашай секту дырников молиться на белый свет через эти дыры.
При временном послаблении властей, обитатели
Скушно не было.
Но время неумолимо. Как сказал другой поэт: «Я знаю, время даже камень крошит…» А здесь не камень, а паровозный шлак вперемежку с цементной перхотью. Дом одряхлел. По стенам, особенно по углам, появились извилистые глубокие морщины, из которых по малейшему прикосновению пальца густо осыпался всё тот же ржавый шлак, больше похожий на окаменевшую гречневую крупу.
«Всё! – сказали в горисполкоме, – пока беды не случилось, эту богадельню надо ликвидировать. Муравейник, понимаешь ли, развели!»
Пока бумаги, то да сё, жильцов пока переселяли, «овнов» – семейных – по дальним углам раскидывали, а «козлищ», то есть холостых на вольную волю отпускали, лето, как говориться, уже на юг с ласточками собралось; вечера стеклянными стали и зори – красным по бирюзовому цвету, как полушалки с Павлова Посада, горят – глазам больно.
Вызвали меня в управление:
– Давай, начальник, действуй, чтобы к новому отопительному сезону всё стояло, как надо!
А как надо, то в проектах задокументировано. Схватился я за голову:
– Мать честная! да тут работы на целый год, а до отопительного сезона пара месяцев осталась.
– Ты сопли подбери! – сказали мне власти. – Враз партбилет на стол положишь!
– Да не партийный я! – начал оправдываться.
– Как – не партийный! Кто ж тебя начальником поставил?
– Сам…
– Самее тебя не нашли что ли?
– Наверно…
– Развели, мать вашу так, партизанщину! Народ с тебя спросит! Иди, не разговаривай! Говорун, понимаешь ли!
Должность не велика, а за живое, как репей за штаны, цепляет. Жить надо. Работать давай!
Собрал я своих зачумелых от сырости и похмельного недомогания горе-рабочих:
– Здорово, мужики!
Хмурятся:
– Здоровее видали! – вытирают рукавами лица.
Я последнее замечание оставил без внимания. Определил порядок демонтажа разводки труб и самой котельной. Новый объект пока не трогать. Разминку на старых трубах делать будем. А там – посмотрим.
Задачу поставил.
– Давай работать!
– Сам давай… Ты молодой…
Но всё же пошли мои архаровцы, легонько матерясь, собирать инструмент.
Работу решили начинать с резки труб «верхнего розлива» раскиданную по периметру дома на чердаке.
Чердак набит воробьями, пером птичьим. От этого першит в горле. Голуби засидели потолочные перекрытия так, что за их сухим и хрустким помётом труб почти не видно. Шифер местами проломлен то ли падающими с неба каменьями, то ли звездопадом. Решето.
Ребята, пыхтя, затащили в дом газорезательное оборудование: газовый и кислородный баллоны, резиновые шланги с резаком протянули наверх через проём лестницы. Пора начинать. Но кругом сухие брусья стропил, рвань, тряпьё, бумаги, подшивки старых газет – всё это горит так, что пожарные вряд ли успеют приехать.
Со скандалом: «Начальник, у нас свои брансбойты в штанах!» – заставил принести пару вёдер воды, чтобы вовремя затушить то, что может загореться.
Собрал несколько подшивок, сложил стопкой и присел, прислонившись спиной к вентиляционной трубе. Ночью мне опять не давали спать разговорчивые на рабочем месте дежурные. Женщины! Что с них возьмёшь?
Три вызова за ночь, многовато даже для здорового молодого организма. Спать мне почти совсем не пришлось. Теперь дремота навалилась. Один глаз косит на рабочих, занятых газовой резкой, а другой глаз спит. Говорят, так по ночам дельфины отдыхают.
Чтобы не уснуть совсем, стал возиться в бумагах: «Ну что там писали журналисты-сталинисты о временах головокружения от успехов и перелома станового хребта собственничества?..»
Так, так, так, читаю: « В нашем паровозном депо станции Кочетовка Юго-Восточной железной дороги, рабочие с помощью нормировщиков приняли обязательства производить ремонт колёсных пар на два часа короче, тем самым уменьшив расценки на 6 руб. 32 коп. за пару, что поможет сэкономить фонд оплаты труда на 431 тысячу 98 коп. и высвободит лишних ремонтников с переводом на другие работы. Рабкор Синицын Е.С.»
В другой газете читаю: « Жители тамбовского села Пахотный Угол приняли устав села, по которому каждый селянин до первого января следующего года должен разоблачиться и гласно перед всем миром поведать, как раньше перед прислужником мракобесия попом, о своих собственнических, шкурных интересах, о которых он до недавнего времени заботился больше чем об общественных, что не раз пытался повернуть оглобли на свой двор, а не на колхозный». Ну, и так далее. А в конце жирным шрифтом восклицалось: « Даёшь руководящие указания Партии в жизнь! Вперёд к победе колхозного быта! Активист-общественник Алексей Спиридонов».
А вот ещё одно сообщение на ломком газетном листе времён агрессивного атеизма: «На пасхальной недели в с. Бондарях Тамбовского уезда состоялся "собор пастырей" всего Бондарского района… человек 30 пригласили представителей от милиции, ВИК и ячейки РКП (б).
Выбрали благочинного, сделали подписку к "Живой церкви" и постановили "держать тесную связь с Советской властью, принимать горячее участие в проводимых кампаниях, затем организовать кружечный сбор по селу и в церкви в пользу воздушного и морского флота. Церковный служка Бочаров".