Старые дома
Шрифт:
В таком положении был и я, перешедший на родину с расположением тут упрочиться. Не находя, впрочем, скорого и удобного случая для женитьбы и поступления во священники в Тамбове, и начиная уже тяготиться неопределённостью своего положения, я начал предпринимать меры сторонние: подавал прошения некоторым попечителям учебных округов по министерству народного просвещения, прося их о предоставлении мне учительского места в гимназии, писал знакомым и товарищам по этому ведомству о содействии, и получал только одно известие: – будут иметь в виду, надо подождать. Посылал просительное письмо военному главному священнику Василию Борисовичу Бажанову, и отсюда всё тоже получал уведомление: иметь
Наконец вздумал поехать и сам, своей особой – попытать счастья. Товарищ мой, бывший наставником вместе со мной в Тамбове и только что уехавший в Питер для занятия священнического места там при церкви на Песках, с женитьбой на дочери своего предместника протоиерея, сдавшего ему своё место, Василий Матвеевич Маслов, написал мне письмо о том, что есть невеста и за ней место священническое при Сампсониевской церкви. Можно не задумываясь ехать, тем более что священник сампсониевский обещается заплатить прогоны, если дело и не состоится.
Приехав в Петербург зимой в январе – начале 1862 года, я нашёл там немало товарищей тамбовских, был не одинок и чувствовал себя всегда весело и бодро. Это были два брата Масловы, из которых Василий готовился к женитьбе и познакомил меня с семейством песковского протоиерея, имевшего в то время одну дочь-невесту Маслова и два сына уже на службе; другой кончивший курс академии брат Иван Маслов, ждавший назначения. Ещё был тут Николай Яковлевич Аристов, мой однокашник по академии, живший в Петербурге управляющим одного частного дома и готовивший докторскую диссертацию для занятия профессорской должности в университете, каковую впоследствии и получил, и умер недавно на должности профессора и инспектора лицея в Нежине; да в семинарии Петербургской учитель Алексей Дмитриевич Малов, товарищ мне по семинарии Тамбовской.
Большую часть времени я проводил в радушном семействе невесты Маслова, в церковном большом доме при церкви Христорождественской на Песках.
У старца протоиерея было в Петербурге немало родственников, они часто его навещали. Это семейство и показало мне, что нужно наскоро узнать и увидеть новичку в Петербурге, и давало мне возможность бывать вместе с ними в ложах Петербургских театров и видеть представления лучших актёров и пьес. Прожил я, таким образом, в Петербурге более месяца. Нашёл и ещё знакомых, и бывал у них, например, у священника Владимирской церкви Николая Вирославского, который полгода служил вместе со мной в Тамбове, и которого я нашёл от богатства, повалившего к нему от самой доходной в Питере церкви, и от безделья, уже ожиревшим до чувственной животности сибаритом, и несимпатичным. В Ораниенбауме нашёл земляка – протоиерея при дворцовой церкви Гаврила Марковича Любимова, который предлагал мне жениться на дочери Исаакиевского ключаря, своей свояченице, обещая за ней и место. Но я нецеремонно и даже с жалкой теперь для меня по воспоминанию несообразностью по глупости юношеской неделикатностью отказался, поверив предварительным ходившим слухам. Эта неловкость долго меня мучила после – совестно было пред Гавриилом Марковичем, с радушием относившимся к своим землякам.
Ещё нашёл я земляка и близкого по родине чиновника, служившего в каком-то департаменте столоначальника Громова, женатого; у него был раза два и обедал.
Он меня раз повёз в итальянскую оперу; я её никогда не видал, приехали мы не рано, даже немножко опоздали, все билеты на места подешевле были разобраны, оставались дорогие билеты, а я уже располагался завтра ехать из Петербурга совсем; случая видеть оперу со знаменитыми итальянскими певцами Тамберликом,
Об этой трате мне приходилось не раз чувствительно пожалеть, и только эстетическое удовольствие, от удивительного искусства и необыкновенной силы голоса певцов, смягчало материальную жалость.
Дела своего, за которым собственно и приехал в Петербург, я не сделал. Не судьба, верно, была мне жить в нём. Не по складу моей натуры он и приходился мне со всей своей удушливой атмосферой, где всё навытяжку, тонко и дипломатично, всё делается по расчёту и ради карьеры, с оставлением высших душевных побуждений искреннего сердца.
Посмотрел, пригляделся и понюхал петербургское благовоние и неблаговоние, и порешил оттуда в свою простую, солидную и живую по нутру своему провинцию, уехать.
Хоть и то взять, как мои товарищи женились. На местах женились, а вовсе не на невестах. Невесты их были и старше их, и чахлые от долгого невестинского застоя; зато место покойное и доходное, жили: ешь, пей и жирей, если ничего более не требует молодое сердце.
Как только я приехал в С.-Петербург и немного огляделся, тотчас же со своими товарищами отправился к Сампсонию, где указана мне была невеста; приняты были хлебосольно, сидели с батюшкой и беседовали долго одни до самых огней. Невеста всё не показывалась – слышались из отдалённых комнат шуршание и движение от уборов невесты, наконец отворились двери, и выходит торжественно в пух и прах разодетая и распудренная невеста, большого роста, далеко не первой молодости.
После взаимных представлений все сели и долго друг друга рассматривали – невеста меня и моих спутников, а мы её, и все в каком-то недоумении молчали; особенно я был, как бы чем ошеломлён; мне и не воображалось, чтобы такая бабелина могла претендовать на невесту юноши, каким я был. Она казалась пожившей дамой, имеющей детей моего возраста.
Скоро Аристов вывел всех из молчания, заговорив что-то с невестой, она на его слова что-то сказала с усмешкой.
Немного посидев и поговорив за поданной закуской и чаем, мы, наконец, возвратились домой. Дома, в квартирах своих в гостинице, ни они мне, ни я им ничего почему-то и не говорили о невесте.
Я оставил о ней всякие помышления, и, несмотря на зовы побывать ещё, я кое-как это отклонял, а об обещанных прогонах постарался щегольнуть великодушием, что, дескать, я ехал в Петербург по своим другим интересам, и прогонов мне и не следует.
Оборвавшись на этой невесте с местом, я чрез несколько времени решился лично явиться к Бажанову, которого я прежде просил о месте в полку, как сказано выше, и лично из его уст узнал, что может быть полезного для меня от него.
Думал, что не доберёшься до него, не скоро пустят, он и архиереев заставлял себя подолгу ждать – человек близкий государю, как духовник, и старейший член Синода. Но, к изумлению моему, он сию же минуту вышел ко мне по докладу, в простом домашнем подряснике, сел на стул и ласково меня около себя посадил, спрашивая, что мне нужно.
Ободрённый таким искренним приёмом, я свободно высказал ему, что нужно. На это он мне просто сказал, что свободных вакансий нет, и едва ли скоро будет. Ведь и я, как в епархиях архиереи, говорил он, зачисляю места за сиротами-невестами.
И тут я понял, что без невесты не получу места.
Когда я, по возвращении, рассказал товарищам об этом результате у Бажанова, и узнало об этом семейство песковского протоиерея, то у него возникла мысль женить меня на одной из внучек протоиерея, сироте Ольге, которая была уже перешедшей пору невесты – давно зрелых лет.