Старые раны
Шрифт:
Отпустить псоглавку — все равно что убить. И взять псоглавку с собой — равно убить. Не станет же она тащить ее на себе, гладя по головке, чтобы умереть с голоду уже всем троим.
Викта отвернулась и накрылась одеялом с головой, начала тихо-тихо плакать. Беги, Жу. Беги, пожалуйста, пока эта сука не видит! До деревни не так далеко — доберешься.
Но Жу не двигалась с места, нитсири чувствовала, как та сидела и смотрела на нее, даже не стала делать вид, что укладывается спать. Чего ты ждешь?! Беги! — дрожала нитсири от осознания,
Викта сбросила одеяло и вскочила на ноги. Псоглавка вздрогнула и повалилась на спину, от страха округлив трепещущие глаза. Викта, обливаясь слезами, стояла над ней, сжимая в руке сверкающее лезвие.
Жу вжалась в землю и подняла руки перед собой. «Что будет? В чем я провинилась? Вихта, не надо!» — кричали ее глаза и дрожащий рот.
Викта молча схватила псоглавку за шкирку. Девочка запищала, даже не пытаясь сопротивляться. Повисла в ее руке, словно была сумкой, которую сама тащила еще позавчера.
Нитсири приставила лезвие ей к груди…
Удар! Ну же! Надо ударить. Это же так просто. Просто ударить в живот и бить, пока та не перестает плакать. Лучше так, чем тащить ее и выжимать из нее кровь по капле каждый вечер. Камню такой пир даже больше понравится.
Сеншес, как же дрожит рука… Она не сделает этого. Псоглавка все равно умрет! Сеншес даровал ее нитсири, чтобы она ее убила, но для пользы дела. Ради них с Саретом. Ради их жизни. Ради их счесться! Умри же, нелюдь! Ты все равно умрешь в этом лесу! Не сейчас, так через пару лет, когда будешь рожать такого же выродка, такого же уродливого и тупого, как и ты. Умри, проклятая!
Нет, о Сеншес, не могу так…
Она отпустила ее и толкнула в ночь.
— Вали, — дрогнули ее губы.
Но Жу не уходила.
— Вали отсюда! Туда, иди обратно к себе! На! Возьми сумку, там есть еда. Уходи отсюда, Жу.
Она лишь чуть попятилась, споткнулась об корень и упала на спину. Дальше псоглавка просто лежала, подняв дрожащие ноги и руки к небу, словно черепаха, которую перевернули на панцирь.
— Жу, — произнесла Викта, делая шаг к ней.
Куда ей бежать? Она ведь намного умнее тебя, пустоголовая нитсири, ведь она прекрасно понимает, что бежать ей некуда. В деревне же тоже смерть, но иного рода. Да и не дойдет она на таких ногах. А здесь, хоть как-то. Больно, но…
За ее спиной треснула ветка. Нитсири даже не успела обернуться, как нечто тяжелое выбило ее из равновесия, и она упала лицом в горячий снег.
Глава V. Каменные сердца
Вьюга ревела, выла во все голоса, рвалась похоронить путников, норовило сунуться под своды пещеры и заморозить всех четверых, но пока была бессильно справиться с каменными стенами и человеческим упорством.
Нынче ночью на свободу вырвалось нечто действительно жуткое.
— Есть
Крес чуть приподнял веки и смог разглядеть только мутное пятно сильно исхудавшего лица. Два зрачка грустно блеснули в свете костерка. Ада по обыкновению засыпала почти мгновенно, истомившись за очередной дико тяжелый день. И буря ее совсем не беспокоила — она по-кошачьи примостилась рядом с волчонком, и Крес мог разглядеть только вылинявший волчий череп, который белел из темноты.
— Еще вчера всю съели, тебе просто не сказали, — отозвался Леший из своего угла. Травника видно не было совсем.
— Че это?
— А то бы ныл всю дорогу. Теперь будем жевать сухари. А потом перейдем на мясо, как закончатся.
— Какое еще мясо? У нас есть еще какое-то мясо?! Где?
— У нас еще много свежего мяса. Больше кости и жилок, правда. Но язык мясистый.
— Да, иди ты!
— А ты как хотел, малец? — хохотнул Леший. — Думал, мы тебя терпим только потому, что ты такой интересный собеседник? Если трое идут в тяжелый поход, двое обязательно съедят третьего. Это золотое правило всех отчаявшихся путников.
— Крес не даст меня съесть!
— Ага, он первый перегрызет тебе горлышко. Ведь выбор не велик — кого съесть. Без его удивительной подружки весь поход окажется пустой тратой времени. А без меня вам ни за что до Приюта не дойти. Так что… Слышишь, Крысолов? Я бы начал с его языка и шел бы по наименее важным органам — щеки, уши, пальцы, пиписька…
— Я сейчас с твоего языка начну, если ты не заткнешься, — проворчал Крес, пытаясь уснуть. — Оба заткнитесь!
Замолчали. Вьюга ревела, подражая крику раненой босорки, только гигантских размеров. Может быть, стихия еще поднатужится и унесет весь снег в море?
— Ты… — не выдержал Васса. — Ты правда съел бы мою пипиську?..
— Ага.
— Ну, ты реально не в своем уме, Леший!
— Я ел кое-что и похуже, маленький Васса. Захочешь жить, чего угодно сожрешь. Подожди, еще чуть-чуть и сам себя грызть начнешь — сухарей у нас немного.
Крес застонал и пожалел, что под рукой у него не было подушки, — обязательно нахлобучил ее на свою бедную голову или запустил в этих двоих говорунов. Но под рукой оказалось только седло. Все что осталось от их доброго друга. Зачем Леший все еще тащит его с собой?
— Признайся, Леший, что ты не знаешь куда идти, — продолжал разгонять эту страшную ночь Васса. Крес хотел было бросить в него ботинком, но сдержался. Возможно, волчонок просто боится рева этого ветра еще сильнее, чем сам Крес, и таким образом пытается не думать о собственных страхах.
— Почему ты так решил? — охотно отозвался травник.
— Потому что горы не кончаются.
— А что они не кончаются по естественным причинам или потому что ты решил, что я вожу вас кругами?
— Они должны были уже кончиться!