Старый дом
Шрифт:
Катрин вдруг остановилась перед зеркалом, отерла платком себе лицо и быстрым шагом направилась к себе в комнаты.
Борис стоял как в оцепенении. Но эта чересчур уж невозможная сцена все же как будто ему что-то выяснила. Он быстрыми шагами стал ходить по комнате, заставляя себя успокоиться. Он мало-помалу получал способность думать. Последние остатки невольной жалости, которые еще были в нем до сих пор относительно Катерин, теперь уничтожились. В этой женщине не оставалось для него ничего неясного…
«Что же делать, — решил он, — придется войти
У него не хватало сил открыть глаза отцу и матери — это убьет их. Но как быть с братом?..
И едва он остановился на этом вопросе, как брат уже был перед ним.
Владимир, по своему обыкновению, аккуратно возвращался к обеденному часу. Эта была его особенность. Он вообще не любил сидеть дома, его можно было встретить всюду, но он всегда упорно отказывался от приглашений на обед. И обеденное время, иногда в течение целых недель, было единственное время, когда он бывал дома. Он вошел, как и всегда, с самодовольным видом, с полузакрытыми глазами, красивый, молодцеватый, уверенный в себе.
— Каким образом ты здесь, Борис? — входя сказал он. — Разве ты дома обедаешь сегодня, а не с ними?.. Я думал здесь найти жену. Без меня был Щапский… наверно, есть что-нибудь интересное…
Но он не договорил и остановился, заметив на расстроенном лице Бориса что-то особенное, совсем не обычное. Он хорошо знал лицо брата и потому ясно увидел, что случилось что-нибудь очень серьезное. Он даже совсем раскрыл глаза и взглянул еще раз на Бориса.
— Борис, что такое? — спросил он, еще не желая заранее тревожиться, но уже, во всяком случае, сильно заинтересовавшись.
Борис ничего не отвечал. Тень подозрения мелькнула в уме Владимира, он кое-что сообразил и даже покраснел немного.
— Борис, ведь я тебя знаю, ты от меня не скроешься, случилось что-нибудь важное — наверное… Говори же мне прямо, если это так или иначе касается меня… Слышишь, говори прямо, ты не имеешь права ничего скрывать… Я тебя прошу, слышишь!
Борис наконец собрался с духом.
— Да, я все должен сказать тебе, — произнес он, — как мне это ни тяжело…
Он обнял его и глядел на него со всею братскою нежностью прежних дней, к которой теперь примешивалось чувство глубокой жалости и горя.
— Владимир, милый… я надеюсь… ты будешь тверд… Владимир совсем почти закрыл глаза; ему стало неловко, досадно и обидно…
— Щапский — негодяй, и жена твоя тебя обманывает… — едва нашел в себе силы докончить Борис.
Владимир вспыхнул.
«Так вот что, — пронеслось в голове его, — и это еще!.. Я был почти уверен, но я думал, что она сумеет все скрыть, избавить меня от позора и неприятностей… Она мне не нужна… мне все равно… только не это, нет, не это!..»
А Борис в него вглядывался, старался понять силу произведенного на него впечатления, ища способов как бы поддержать его.
— Ты уверен в этом? — наконец произнес Владимир.
— К несчастью — да!
И он, вдруг решив, что необходимо сказать все, передал подробно только что происшедшее. Владимир позеленел и сжал
— Что же мне теперь сделать с этой негодяйкой? — прошептал он.
— Я думал, думал, — говорил Борис, — ведь это убьет их! А скрыть — разве можно скрыть? Если бы не было самого ужасного обстоятельства… Но оно есть. Я не имею права просить тебя, ты не должен, ты не можешь прикрывать это и признать ребенка…
— Что же, дуэль?.. Скандал?.. Так, что ли?.. — отрывисто говорил Владимир, шагая по комнате. — Я ошибся, не разглядел… связался с негодной женщиной… Она меня оскорбляет, позорит, и за все это наказан буду я же!.. Почем я знаю… это такой человек… он убьет меня, как собаку…
Борис с изумлением взглянул на него.
— Разве ты можешь теперь об этом думать?
Владимир понял, что стал говорить вслух свои мысли и спохватился.
— Я вовсе не боюсь смерти. Да, так, это единственный прямой исход!.. Но старики? Что с ними будет?
Он знал, что эта фраза победит брата, и, действительно, она победила его.
— Ты прав, — сказал Борис, — прежде всего нужно подумать о них, нужно хоть немного успокоиться и хорошенько все обдумать. Послушай, я не могу теперь туда ехать… не могу никого видеть. Поедем куда-нибудь, все равно куда и потолкуем.
Владимир принял это предложение.
Через несколько минут они сели в карету и уехали. На вопрос кучера: «Куда прикажете?» — Борис ответил: «На Петербургскую сторону». Им нужно было просто ехать как можно дальше.
XIX. ЛОВКИЕ ЛЮДИ
В то время как несколько изумленный кучер возил господ неизвестно зачем на Петербургскую сторону и обратно, они успели, по-видимому, решить все вопросы. По крайней мере, на обратном пути они оба молчали. Если бы кто взглянул на них со стороны, то непременно должен был бы подумать, что все дело в Борисе, а не в Владимире — так как Владимир был гораздо спокойнее.
Он оставался верен себе, оставался верен своей философии, которую, несмотря на молодые годы, применял в жизни уже давно и очень успешно. Он находил, что умный человек должен поставить целью всей жизни — личное счастье, такое, каким он для себя его понимает, и неуклонно стремиться к этой цели. Что касается его собственного счастья, — оно заключалось прежде всего в разработке честолюбивых планов, а затем в удовлетворении скрываемой им от всех страсти к игре и разгулу самых чудовищных размеров.
Он не только признавал в себе эти страсти и не желал с ними бороться, но даже, напротив, положил удовлетворить их всеми способами. Тем не менее, он должен был убедиться, что эти страсти могут стать иной раз источником не только наслаждений, но и волнений, которые легко переходят в страдания. Поэтому он должен был застраховать себя от страданий, достигать душевного спокойствия.
И надо ему отдать справедливость — он научился этому. Это был, действительно, очень хладнокровный человек во всем, что касалось не прямо его, или в том, что он мог так или иначе отстранить от себя.