Старый дуб у дедовского дома. Жизнеописание благопристойной семьи

Мосягин Евгений

– Ну, чего ты там возишься? – крикнули со двора.

Отец тихонько снял крюк с двери, шагнул в кухонную дверь и крикнул:

– Заходите!

А сам стал так, чтобы видеть входную дверь и чтобы вилы были у него под рукой. На кухню ввалилось двое мужиков.

– Ну что, москаль, будешь гостей принимать? – спросил один из них, не снимая шапки.

– Садитесь, садитесь к столу, – засуетилась мама, – садитесь. Картошка есть тушеная, и сала сейчас нарежу.

Мама быстро собрала на стол. Отец подвинул к себе табурет и сел так, чтобы вилы были у него с правой руки. Лампа горела на столе, а где сидел отец, была тень.

– Как работаешь? – спросил один мужик.

– Только

семью прокормить хватает, – ответил отец.

– Зря, значит приехал.

– Выходит зря.

– Ешьте, ешьте, – угощала мама незваных гостей. – Вот выпить у нас ничего нету.

– Чего ж так?

– Не держим. Пить у нас некому.

Отец размышлял, с какой целью к нему заявились незнакомые люди. Грабить в доме, кроме продуктов, было нечего. Но было не ясно, чего от них следовало ожидать.

– Детишки у вас есть? – спросил тот из гостей, что был постарше.

– Двое, – ответила мама, – спят в той комнате.

– Ну, пущай спят, – миролюбиво заметил гость и его товарищ согласно кивнул головой.

Они поели и, вставая из-за стола, старший сказал:

– Спасибо вам за хлеб-соль, – и добавил, обращаясь к отцу. – Хороший ты мужик, москаль. И хозяйка у тебя хорошая.

Накормили вот, приветили. Так что, бывай здоров, москаль. Извиняйте, если что не так. Надев шапки, они ушли.

– Господи, Царица небесная, Заступница, спаси и помилуй, – шептала мама, вглядываясь в темное окно.

– В тот вечер мы окончательно решили уезжать обратно домой, – рассказывал отец. – Надо было только дожить до тепла. А мужики эти больше не приходили. И не за хлеб-соль мою они ушли по-хорошему, а потому, что вилы у меня под рукой стояли.

Весной отец с матерью двинулись обратно в Новозыбков. Ехали сначала на лошадях потом на поезде. Бедствовали в пути страшно. Таня рассказывала, что ей приходилось даже милостыню просить. В дороге отец сильно болел. Кое-как, измученные, но живые добрались отец с матерью и двумя детьми до Новозыбкова.

Вскоре они поселились во втором доме Василия Николаевича. Это могло произойти только благодаря доверительности и участливому отношению бывшего маминого свёкра к новой семье его бывшей невестки. Сохранялось же в душе старого человека сочувствие к не родным, хотя и не совсем чужим людям. Поступок деда, надо отдать ему должное, имел неоценимое значение для жизнеустройства нашей семьи. Дело в том, что купчая на приобретение моим отцом второго дедовского дома и четырех соток земли, выделенных от дедовской усадьбы, была оформлена только в 1928 году. Владельцем же этой крошечной усадьбы на правах собственности отец стал на шесть лет раньше – в 1922 году. Не было у нашего отца в тот страшный год средств, чтобы полностью оплатить свое приобретение. Дед поверил отцу и сказал: «Живите».

Николай Васильевич в это время жил одиноко, Лукинична умерла, от сына по-прежнему не было никаких вестей, невестка завела другую семью. Таня подрастала и как единственная кровная внучка и наследница стала жить в доме деда. Это было правильно, да и уходить от матери ей никуда не надо было – жили соседями и в заборе, разделявшем впоследствии дворы, была устроена калитка. Дед, как уже говорилось, был хорошим хозяином. Двор его был застроен крепкими рублеными сараями, один из которых был приспособлен для хранения всякого ремесленного инвентаря и пеньки, для обработки которой была устроена специальная чесалка. В большом саду росло много немолодых, но хорошо плодоносящих деревьев. В начале сада были отведены дорожки для прядильщиков, начинавшиеся от задней стенки большого сарая и заканчивавшиеся у бани, стоявшей под старой грушей.

Дедовский сал в раннем детстве был вожделенным местом для нас с Федей. Но дед нас не любил и в сад не пускал. Да и кто мы ему были? Невестка нарожала чужих детей и не мог он считать нас своими внуками. Я отрывочно помню сердитого мелкого старичка, одетого во что-то темное. Сейчас мне очень жалко его: в старости он был совершенно заброшен и одинок. С моими родителями он не хотел общения и не искал родственных отношений с ними.

Помню, был случай, когда мы с Федей по какой-то причине оказались в дедовском дворе. Это было, когда Таня вышла замуж и жила своей семьей. По требованию Таниного мужа внутренняя калитка была забита, и мы ходили друг к другу, когда это было надо, через улицу. Дед дал нам с Федей яблок и мы, придерживая яблоки у живота, чтоб не рассыпались, пошли на улицу. Дед провожал нас, а может, выпроваживал. Как воспитанные дети мы сказали деду «спасибо».

– Наплевать мне на ваше спасибо, – ответил дед.

Мы не поняли, почему он так нехорошо отреагировал на нашу благодарность, и рассказали про это маме. Она усмехнулась и объяснила нам:

– Надо было сказать не «спасибо», а «спаси, Христос» [2] .

Забегая вперед, скажу, что умер Василий Николаевич в 1932 году от голода и старческой немощи.

А мы с Федей потом играли красивыми сотенными царскими деньгами с портретами Петра Первого и Екатерины Второй. Деньги эти нашлись в дедовских захоронках. Для чего он собирал и копил их? Для кого он намеревался их оставить? Единственный сын бесследно пропал. Невестку не посчитал родным человеком. Пусть революция свела ценность его накоплений к нулю, но ведь задолго до революции он уже был совершенно одиноким человеком. Неужели он не понимал, что все его накопления могут пойти прахом?

2

«Спасибо» – «спаси Бог», это выражение благодарности, принятое после Никоновской реформы Церкви; «спаси Христос», старообрядческая форма благодарности. Дед был истинным старообрядцем. – Прим. автора

На большой, по городским меркам, усадьбе Василий Николаевич имел отлично устроенное хозяйство с ремесленным цехом, садом, огородом, имел два дома и все необходимое для обеспеченной жизни. И, как всякий обстоятельный человек, собирал деньги. Для кого и для чего он собирал деньги? А если б не собирал, то на что бы он их тратил? Нет ответа на эти вопросы.

Наш бесстрашный отец на откупленном – в долг – у Василия Николаевича крошечном пространстве земли начал создавать семью и строить свое хозяйство. Я помню, он кому-то рассказывал:

– Сначала в маленьком доме жили, а потом, когда начал разводить семейство, пристроил кухню.

Так и сказал: «разводить семейство».

Кухню отец пристроил большую, с двумя окнами во двор, построил небольшой коридор, чулан с замечательной лестницей на чердак. Коридор был похож на маленькую веранду с большим окном. Отец построил сарай, выкопал погреб, над погребом построил еще один небольшой уютный сарайчик. У нас он назывался «погребка». В ней жили куры, а иногда кролики. Двор отец обнес хорошим забором. Кроме того, он построил новые ворота и калитку. Желтые строганые доски, плотно пригнанные одна к другой, тёсаные мощные столбы ворот, замечательная калитка с высоким порогом, – все это было и соразмерно, и надежно. Ни у кого из соседей не было таких красивых ворот и калитки, а уж дедовские темные ворота казались совсем старыми и дряхлыми.