Старый год
Шрифт:
– На вашем месте я бы куда-нибудь спрятался, пока все не кончится. Ветераны не любят пришельцев. Никаких. Если будет возможность, они убьют и господина Малкина, и вас. Лично я предпочитаю сейчас отсидеться на том берегу.
– Я бы предпочел отыскать Кюхельбекера, – сказал я.
– Может быть, – согласился человек с гитарой. – Если ветераны оставят его в живых.
В любом случае отсиживаться в императорской комнате не было смысла.
Мы вышли в зал. Откуда-то издалека доносились крики, удары, гул. Два бандита с саблями пробежали мимо нас к выходу.
–
Егор повел меня к комнате, на которой была табличка «Медпункт».
Дверь туда была приоткрыта.
Егор заглянул внутрь и позвал:
– Леонид Моисеевич!
Ответа не последовало.
– Леонид Моисеевич! – Егор зашел в комнату. Я подошел к двери. Внутри был самый обыкновенный медпункт, правда, какой-то запущенный и бедный.
Егор заглянул за занавеску – там стояла пустая койка.
– Нет его, – сказал Егор. – Наверное, тоже убили.
– Жалко, – расстроился я. – Доктор мне очень нужен. К сожалению, наш опыт поставлен настолько любительски, что я ничего не успел с собой взять. Даже камеру.
– Никто не просил вас прыгать за мной, – сказал Егор.
Я понимал – он сказал так, чтобы оставить за собой последнее слово. Не такой уж он дурак, чтобы не понимать – у нас двоих есть хоть какие-то шансы выбраться, по крайней мере, мы можем стать у мачты спина к спине, тогда как один человек в этой заварушке погибнет. Впрочем, Егор один погиб бы и без заварушки. Императору могло не понравиться, что он добивается возвращения Люськи.
– Хорошо, – сказал я. – Тогда нам лучше оказаться в стороне от войны. К сожалению, мы не знаем с тобой ни расстановки сил, ни возможного исхода конфликта. Куда лучше выйти на сцену после того, как лимит по казням исчерпан.
– Вы всегда так стараетесь шутить?
– Как? – не понял я.
– Натужно. Несмотря ни на что.
– Честно говоря, не всегда. Но ты меня поставил, Егор, в сложное положение. Ты разыгрываешь роль безумца Меджнуна, и я единственный здесь, кто склонен понимать. Честно говоря, такого я от тебя не ждал.
Он открыл рот, чтобы спросить, кто такой Меджнун, но не спросил, гордыня не позволила.
– Меджнун, – сказал я, первым выходя из медпункта, – восточный средневековый безумец, который рассказывал в пустыне о своей любви к Лейле оленям и ящерицам.
Мы не успели никуда отойти и спрятаться, потому что через зал, как по сцене костюмного спектакля, побежали разодетые разбойники.
– Этих, – закричал Веня Малкин, также выбегая в зал, – этих взять!
Он прихрамывал и держался за бедро. Между пальцами текла кровь. За ним бежал его соратник с гитарой и волок шест. Голова императора билась о пол, она сорвалась и покатилась под соединенные по дюжине стулья с пластиковыми сиденьями, на которых положено сидеть ожидающим поезда.
– Хватайте же их!
Подраться с ними, попытаться сбежать? Куда – к ветеранам, которые, видимо, наступали со стороны платформы?
Один из разбойников ткнул меня в спину концом сабли.
– Больно же! – крикнул Егор, которому тоже досталось.
–
Мы выскочили на пустую площадь и через нее побежали к реке.
– Может, рванем в сторону? – спросил я Егора.
– Конечно! – Егор откликнулся сразу, но в этот момент нас догнало облако желтого дыма, которое быстро скатывалось по площади от вокзала. Облако было зловещим на вид, и я понимал, что если оно настигнет меня, то случится что-то страшное.
Перед облаком бежали не только разбойники и хромающий Веня, но я увидел, как из него выскочил и побежал, прибавляя скорость, сам Кюхельбекер и еще какие-то незнакомые мне люди. Странным было то, что по мере приближения к реке число людей, которых облако гнало перед собой, все увеличивалось.
Может, нас кто-то пугает? Или это природное явление, в нашем мире незнакомое?
Хорош исследователь, думал я, хотя совершенно непонятно, как я успевал думать на таком бегу. Хорош исследователь, представитель передовой российской науки, без единого фиксирующего прибора, бегает по неизведанному миру, совершенно не представляя, что с ним случится в следующую минуту и вообще что он намерен делать дальше.
Желтое облако выдыхалось. Как будто оно было языком киселя, вылившегося из опрокинутой чашки, и по мере приближения к краю стола язык его становился тоньше и уже.
Мы с Егором бежали быстрее многих, и к берегу реки оторвались от желтой напасти настолько, что могли остановиться и осмотреться.
К реке вели ступеньки, вровень с водой лежали доски причала – здесь должны были останавливаться речные трамвайчики.
Вместо трамвайчиков к берегу были причалены четыре прогулочные лодки, из ассортимента, который можно найти на прудах в Парке культуры. У лодок стояли, встревоженно глядя наверх, двое часовых.
– Давай, давай! – крикнул бандит у лодки. – Где добыча?
– Будет! – откликнулся один из его товарищей. – Отвязывай. Рвем когти.
Желтое облако одолело большую часть площади, и башня Киевского вокзала поднималась из него, как маяк из утреннего тумана на полотне Тернера. Веня и его команда успели убежать от облака и тоже притормозили у парапета. Хуже было тем, кто остался во втором эшелоне. Я вдруг понял, что газ этот плохо действует на людей. Некоторые из них тащились из последних сил, и желтое облако вновь их нагоняло. Ближе других к нам оказался министр Кюхельбекер. Он уже не бежал, а еле тащился... Ворот душил его, и он рванул его, стараясь выдернуть черный галстук. Желтый газ дотронулся до его ног, хоть и полз уже еле-еле.
– Гарик, это опасно! – крикнул мне Егор.
Но я уже бежал навстречу Кюхельбекеру. Я подхватил его – министр оказался тяжелым и вялым. Мне бы не дотащить его до реки, если бы Егор не поспел на помощь. Кюхельбекер закрыл глаза, он тяжело и часто дышал.
– Оставь его, – крикнул от лодки Веня. – Ты сбрендил, что ли? Он же отравленный. Сам погоришь!
Мы уже спускались вниз к лодкам, ноги Кюхельбекера бессильно волочились по ступенькам.
– Да брось ты его! – кричал Веня.