Старый камердинер
Шрифт:
Имение приходило в разорение: продавался частями лес, земля, даже вещи и мебель из дома исчезали.
С барином никто не смел разговаривать:, он кричал на всю усадьбу и приходил в ярость.
Один только Осип Ильич, который на руках носил барина, отваживался с ним заговаривать. Подавая как-то умываться барину, старый слуга, раз тихо и внушительно заговорил:
— И что это вы, батюшка, Иван Денисыч, совсем хозяйство запустили? По полям не ездите, в амбары не заглядываете, счетов не проверяете, — ничем не распоряжаетесь…
— А
— Что ж я могу сделать? Я берегу господское добро, а только скоро и беречь будет нечего…
— Твое дело распоряжаться в Иванкове. У меня есть гораздо важнее дела и соображения.
— Оно, конечно, Иван Денисыч… Только слухами земля полнится… Говорят, компания у вас несходная, не бережете вы себя…
— Слухам верят старые бабы да такие дураки, как ты…
— Оно, конечно, барин, я человек деревенский, простой, а все же смекаю кое-что… Встал бы ваш покойный папенька, посмотрел бы на Иванково, — сердце кровью облилось бы у него…
Иван Денисович рассердился.
— Да что ты, Ильич, в своем ли уме, чтобы мне нравоучения читать?!
— Не читаю я нравоучений, а остерегаю вас, Иван Денисыч: плохо у нас… Как и чем жить будем?.. Спросите-ка приказчика!..
— Ага! у вас тут заговоры против хозяина… Да ты кто, скажи?! И кто я?!
— Я, конечно, ваш холоп… а вы мой господин… Только ваш покойный батюшка вас мне препоручил…
— Замолчи! Надоел… Уходи вон! Не мальчишка я, чтобы ты вечно меня поучал…
— Я уйду, уйду, Иван Денисыч! Одумайтесь, батюшка, поберегите себя и нас!..
— Молчать, старый пес! Раскатился по всему дому рассерженный, пискливый голос хозяина.
Осип Ильич ушел обиженный, с поникшей головой, со слезами на глазах. Никогда раньше не бывало, чтобы барин так кричал на старого, заслуженного камердинера.
Осип Ильич горько жаловался старым барышням на кровную обиду.
— Дожил… Заслужил… Дождался… Покойный барин вольную давали… Не взял… А для сына «старым псом» стал…
— Что это делается с Ванечкой? не понимаем… — проговорили одна за другой тетки.
Осип прикрыл все двери и шепотом проговорил:
— В карты дни и ночи играют… Пьют… Компанию завели самую низкую… Долго ли до rpexa?!.
— Ах, какой ужас, Осипушка! Какой ужас! Молод он… Некому его остеречь. Надо спасти… Мы поговорим…
— Лучше и не начинайте, барышни… Дело ваше женское… Обидят вас барин… Тяжело вам перенести.
Однако тетушки попробовали уговорить и урезонить племянника.
Иван Денисович своим визгливым голосом закричал на весь дом:
— Ваше дело возиться с собаками, а не учить меня! Знаю, что делаю!..
Старушки перепугались до полусмерти и обе упали в обморок. Их долго не могли привести в чувство.
Над Иванковым нависли черные тучи и собиралась гроза.
Однажды вечером Осипа неожиданно позвали к старым барышням. Проходя наверху чрез парадные комнаты, где обыкновенно никто не ходил,
— Что вы, батюшка?.. Что вы? Зачем?.. — тихим, прерывающимся шепотом проговорил старик.
Барин вздрогнул, чуть не упал со стула и смутившись отвечал, сам не сознавая, что говорить:
— Тетушкины ризы… Хорошие, золотые…
— Что вы делаете, Иван Денисыч? Господи помилуй!..
— Нужно, Ильич… Снимаю мерку…
— Иван Денисыч, батюшка, для чего вам мерка?.. Господи спаси!.. Не надо… Не надо… шептал старик дрожащим голосом и порывисто крестился.
Между тем хозяин опомнился, пришел в себя и, соскочив со стула, подбежал к старику, весь трясясь, со сжатыми кулаками.
— Чего ты здесь шляешься? Что, что тебе надо?! Как ты смеешь за мной подглядывать?!
— Успокойтесь, барин, батюшка!.. Не подглядывал я… Шел ненароком… оправдывался смущенный старик.
— Как смеешь ты, холоп, так со мной разговаривать? Я прикажу тебя на скотный двор отправить… Ты забываешься!!
На крики и шум из соседней комнаты выглянули обе тетушки и девушки-горничные…
Иван Денисович с бранью и угрозами, быстрыми шпагами ушел вниз. Осип стоял посреди комнаты растерянный, перепуганный, качал головой и размахивал недоумевающе руками.
— Осипушка, что у вас тут вышло? Пойди сюда! Отчего рассердился Ванечка? — окликнули тихо барышни камердинера.
Он подошел к ним, шатаясь, точно ошеломленный ударом.
— Не угодил я барину… Осип мазуриком сделался… На скотный двор его…
— Полно, Осипушка, ничего не будет: Ванечка посердится и перестанет… Он вспыльчив… За что же рассердился он?.. — допытывались старушки.
— Спросите их… Я не знаю, с горечью ответил старик и, закрыв лицо руками, побрел вниз.
Через несколько дней золотая риза с иконы все-таки исчезла. Старые барышни горько плакали, но виновника не разыскивали, только часто и подолгу шептались с Осипом. Все затихло, замолкло и осталось покрыто неразгаданной тайной.
IV
Выдался теплый, ясный день поздней осени. В большом парке под солнечными лучами ярко сверкали золотистые листья, распевали запоздалые птички, кое-где красовались последние цветы. Парк еще более одичал и заглох после осенних бурь и листопада: вся земля была покрыта как ковром, листьями; валежник не убирался и гнил; огромные деревья лежали на земле, как сраженные великаны; беседки совсем разрушились, обвалились; пруды еще более заросли травой и тиной.