Старый порядок и революция
Шрифт:
Все известные нам действия созданных в 1787 г. провинциальных собраний и даже их протоколы говорят о том, что с самого момента своего возникновения эти собрания вступили в скрытую, а порой и явную борьбу с интендантами, которые употребляли весь свой накопленный опыт для препятствования деятельности ( стр.155) своих преемников. В одном месте собрание жалуется, что ему стоит больших трудов вырвать из рук интенданта самые необходимые документы. В другом - уже интендант обвиняет членов ассамблеи в узурпации прав, оставленных ему эдиктом. Он взывает к министру, но тот либо молчит, либо колеблется, поскольку дело это для него столь же ново, как и для всех прочих. Порой собрание заявляет, что интендант плохо руководит работами; что построенные при его участии дороги либо плохо содержатся, либо вообще неверно проведены; что он разорил общины, состоявшие под его попечительством. Часто
Препирательства и консультации нередко замедляют административную деятельность, а подчас и останавливают ее, и тогда общественная жизнь как бы замирает. "Дела пришли в состояние полного застоя, - констатирует провинциальное собрание Лотарингии, которое лишь вторит многим другим, - все добропорядочные граждане крайне сожалеют об этом".
В других случаях, напротив, эти институты грешат избытком рвения и самоуверенности. Они исполнены беспокойного усердия, порождающего в них стремление сразу же изменить прежние методы и наскоро исправить наиболее запущенные злоупотребления. Под тем предлогом, что отныне именно им и вверено попечительство над городами, новые власти пытаются сами управлять делами общин; короче, они в конце концов приходят к тому, что, желая все улучшить, только все еще больше запутывают.
И если мы хотим теперь уяснить то огромное значение, которое давно уже играла государственная администрация во Франции, выявить множество интересов, ежедневно ею затрагиваемых, определить все то, что от нее зависело или требовало ее помощи; если мы примем во внимание, что простые обыватели привыкли рассчитывать во всех своих начинаниях, в преуспеянии своего промысла, в обеспечении жизненными средствами, в прокладке дорог, в сохранении собственного спокойствия и благополучия не столько на себя, сколько на ту же администрацию, - если мы примем во внимание все эти факторы, то поймем, какое бесчисленное множество людей лично пострадало от недуга, поразившего государственное управление. ( стр.156)
В особенности же пороки новой организации управления ощущались в селах. Здесь она не только нарушила существовавшее соотношение властей, но и изменила отношения людей друг к .другу, привела все классы к столкновению.
По свидетельству Тюрго, когда тот в 1775 г. предложил королю реформу сельской администрации, то главное затруднение, с которым ему пришлось столкнуться, было неравномерное распределение налогов. И в самом деле, как заставить людей сообща действовать и обсуждать приходские дела, главными среди которых является раскладка, сбор и расходование податей, если не все в равной степени обязаны выплачивать налоги, а некоторые и вовсе полностью освобождены от них? В каждом приходе имелись дворяне и священнослужители, не платившие тальи, крестьяне, полностью или частично от нее освобожденные, и, наконец, крестьяне, платившие ее полностью. Таким образом, приход как бы распадался на три различных прихода, каждому из которых потребовалась бы собственная администрация. Затруднение было неразрешимым. Действительно, нигде, как в селах, неравномерность в распределении податей не проявлялась с такою силою, нигде более население не было так отчетливо разделено на различные группы, часто враждовавшие между собой. Чтобы дать селам коллективное и свободное управление, нужно было предварительно установить равные для всех налоги и сократить расстояние, разделявшее классы.
Однако в 1787 г., когда была предпринята попытка реформы системы управления, за дело взялись иначе. В каждом приходе сохранялось прежнее разделение сословий и главное его проявление - неравномерность в распределении податей, а все управление было передано выборным коллегиям. Это обстоятельство незамедлительно привело к весьма примечательным последствиям.
Так, например, священник и сеньор не могли принимать участия в избирательном собрании по выбору муниципальных должностных лиц - ведь они принадлежали к духовному и дворянскому сословиям, а в данном случае выбирать своих представителей должно было преимущественно третье сословие.
И напротив: священник и сеньор по праву становились членами однажды избранного муниципального
Из опасения, как бы председатель, сколь бы он ни был изолирован от возглавляемой им коллегии, не оказывал косвенного влияния, противного интересам сословия, которому он принадлежал, было выдвинуто требование не принимать в расчет голоса его арендаторов. По этому поводу было испрошено мнение провинциальных собраний и данное требование было сочтено справедливым и во всем согласным с общими принципами. Прочие же дворяне, принадлежавшие данному приходу, могли входить в коллегию, состоявшую из простолюдинов только в том случае, если они избирались крестьянами; но тогда - и это особо оговаривалось регламентом - они представляли интересы третьего сословия.
Таким образом, сеньор входил в провинциальное собрание лишь. для того, чтобы оказаться в полной зависимости от своих прежних подчиненных, внезапно ставших его всевластными господами он являлся скорее их пленником, нежели главою(3). Можно было подумать, что собрав таким образом всех этих людей, правительство поставило себе целью не столько сблизить их, сколько отчетливо показать им все различие в их положении и противоположность их интересов.
Никто в точности не знал, оставался ли синдик лишившимся доверия чиновником, чьи функции исполнялись лишь по принуждению, или значимость его возросла вместе со значимостью общины, главным представителем которой он продолжал выступать. Мне попалось датированное 1788-м годом письмо некоего сельского судебного исполнителя, возмущавшегося возложением на него обязанностей синдика. Он утверждал, что "это противоречит всем преимуществам его должности". Генеральный контролер отвечает, .что следовало бы образумить этого обывателя и "внушить ему, что он должен почитать за честь выбор своих односельчан, что новые синдики ничем не будут напоминать чиновников, носивших прежде это название, и что они могут рассчитывать на большее понимание со стороны правительства".
С другой стороны, можно отметить, что наиболее влиятельные жители прихода и даже дворяне начинают искать сближения с крестьянами, постепенно обретающими могущество. Сеньор, исполнявший высшие судебные функции в одном селе в окрестностях Парижа, жалуется, что эдикт мешает ему участвовать хотя бы как простому жителю в работе приходского собрания. Иные граждане, по их собственным словам, изъявляют согласие "исполнять. обязанности синдика из преданности общему благу".
Но было уже поздно. По мере того, как состоятельные люди: делают попытки сблизиться с простым людом и установить с ним более тесные отношения, народ замыкается в отчужденности, которой ( стр.158) его некогда окружили, и защищает свои позиции. В ту пору встречались приходские и муниципальные собрания, отказывавшиеся принимать в свои ряды сеньора; иные ставят всяческие препоны на пути состоятельных простолюдинов. Нам стало известно, говорит провинциальное собрание Нижней Нормандии, - что многие муниципальные собрания не принимают в свои ряды собственников из простолюдинов, если те не проживают постоянно в данном приходе, хотя они имеют полное право быть избранными.. Иные провинциальные собрания отказались принимать арендаторов, не имеющих собственности в границах полномочий собрания".
Итак, мы видим, что во второстепенном законодательстве все было ново, неясно, противоречиво еще задолго до того, как оказались затронутыми основные законы, управляющие деятельностью государства. Все остававшееся еще нетронутым было поколеблено, и можно сказать, что не существовало более ни одного установления, чье близкое изменение или уничтожение не было бы возвещено самим центральным правительством.
Это предварившее нашу политическую революцию внезапное и полное обновление всех административных правил и привычек, о котором сегодня едва вспоминают, тем не менее представляет собой один из крупнейших переворотов, когда-либо встречавшихся в истории великих народов. Эта первая революция оказала колоссальное влияние на вторую, превратив ее в явление, отличное от всех подобных, имевших место в истории как до, так и после нее.