Старый вождь Мшланга
Шрифт:
Держась с таким достоинством, которое могло быть только врождённым, старик снова заговорил, попрежнему стоя в десяти шагах от меня, охраняемый с обеих сторон своими спутниками. Он глядел не на меня (это было бы невежливо), взгляд его был устремлён куда-то поверх моей головы, на деревья.
— Вы — маленькая Нкосикаас с фермы бааса Джордана?
— Правильно, — подтвердила я.
— Вероятно, ваш отец уже забыл, — сказал от имени старика переводчик, — но тут был один случай с козами, я вспоминаю, что видел вас, когда вы были вот такой…
Юноша дотронулся
— Как ваше имя? — спросила я.
— Это вождь Мшланга, — ответил юноша.
— Я расскажу отцу, что встретила вас, — пообещала я.
— Передайте привет вашему отцу, маленькая Нкосикаас, — сказал старик.
— До свидания, — вежливо попрощалась я, хотя с непривычки вежливость мне давалась с трудом.
— Доброе утро, маленькая Нкосикаас. — Старик шагнул в сторону, чтобы пропустить меня.
Я пошла дальше, свисавшее с плеча ружьё мешало мне, злобно рычали собаки, обманутые в своих ожиданиях, — не состоялась их любимая игра: травить туземцев, как зверей.
Вскоре после этой встречи я прочитала в книге одного старого путешественника выражение: «Страна вождя Мшланга». Вот как там было написано: «Целью нашего путешествия была страна вождя Мшланга, расположенная к северу от реки; мы хотели попросить у него разрешения искать золото на его территории».
Белой девочке, которую приучили смотреть на каждого негра, как на вещь домашнего обихода, слова «просить у него разрешения» показались такими необычными, что снова перед нею возникли вопросы, которые, как оказывается, нельзя было заглушить: они медленно зрели в её уме.
Потом произошёл такой случай. К нам на ферму зашёл старик-золотоискатель, один из тех, которые до сих пор ещё рыщут по Африке с киркой, палаткой и лотком для промывки золота, выискивая заброшенные жилы. Беседуя с отцом о минувших днях, он тоже употребил выражение «страна старого вождя». «Она простиралась от тех гор до самой реки — на сотни миль», — сказал он.
«Страна старого вождя» — вот как он называл нашу местность; совсем не по-нашему, потому что в новом её названии не содержалось и намёка на чью-то незаконно присвоенную собственность.
Прочитав ещё несколько книг, описывавших открытие этой части Африки, то есть то, что было лет пятьдесят тому назад, я обнаружила, что старый вождь Мшланга был знаменитый человек, известный всем путешественникам и золотоискателям. Но тогда он был молод; или, быть может, разговор шёл о его отце или дяде — это мне выяснить не удалось.
В тот год я несколько раз встречала его в отдалённой части фермы, которую пересекают туземцы, проходя через нашу местность. Я узнала, что дорогой, протоптанной за большим красным полем, где пели птицы, постоянно пользовались негры. Должно быть, я потому так часто приходила сюда, что надеялась встретить старого вождя. Мне казалось, что я найду ответ на мучившие меня вопросы.
Теперь я брала с собой ружьё уже с иной целью: чтобы пострелять дичь, а вовсе не для того, чтобы придать себе уверенность. Собаки, и те научились обходительности. Когда я видела приближающегося негра,
Казалось, нужно только заставить себя открыто выразить то уважение, которое я испытываю, разговаривая со старым вождём Мшланга, и пусть чёрные и белые люди встречаются мирно, проявляя терпимость друг к другу; что же в этом трудного?
Но вот однажды произошло нечто неожиданное. У нас в доме всегда держали трёх чёрных слуг — повара, боя, прислуживающего в комнатах, и садовника. Обычно они сменялись тогда же, когда и негры, работавшие на ферме; проживут несколько месяцев, потом переходят на новую работу или возвращаются домой, в свой крааль. Их считали либо «хорошими», либо «плохими» туземцами, в зависимости от того, были они хорошими или плохими слугами, ленивы они или старательны, послушны или непочтительны. Будучи в хорошем расположении духа, мои родители имели обыкновение говорить: «Ну что можно требовать от неотёсанных чёрных дикарей?» Когда же они бывали в дурном настроении, то выражались так: «Чёртовы ниггеры, нам куда лучше было бы без них!»
Так вот, однажды, совершая очередной обход района, белый полисмен заглянул к нам на ферму.
— А вы знаете, какая важная особа работает у вас на кухне? — спросил он усмехаясь.
— Что? — раздражённо воскликнула моя мать. — Кого вы, собственно, имеете в виду?
— Как-никак — сын вождя. — Полисмена это, видимо, очень забавляло. — Когда старик помрёт, он будет заправлять целым племенем.
— Пока он у меня на кухне, ему лучше забыть об этом, — строго сказала моя мать.
После ухода полисмена мы уже другими глазами стали смотреть на нашего повара. Хороший работник, но любит выпить под воскресенье — вот и всё, что мы знали о нём до сих пор.
Он был молод, высок ростом, его очень чёрная кожа блестела, как отполированный металл, а в густых курчавых волосах, разделённых пробором на европейский лад, красовалась стальная гребёнка, приобретённая в галантерейной лавке; очень вежлив, очень сдержан, очень исполнителен. Теперь, когда выяснилось, кто он такой, мы говорили: «Конечно, можно догадаться. Порода всегда сказывается».
Моя мать, узнав о происхождении нашего повара и о том, что ждёт его в будущем, стала особенно придирчивой к нему. Иногда, выйдя из себя, она кричала: «Ты пока ещё не вождь, знай своё место!» А он отвечал очень спокойно, потупив глаза: «Да, Нкосикаас».
Однажды повар попросил, чтобы его отпустили на целый день, а не так, как обычно, — на полдня: он хотел провести у себя дома воскресенье.
— Как ты туда доберёшься за один день?
— На велосипеде: дорога займёт не более получаса, — объяснил он.