Старый вождь
Шрифт:
Хаджимурад проснулся на рассвете. Чувствовал он себя вроде неплохо. Сначала сел на постели. Потом встал на ноги и сделал несколько шагов. Только ходить, видно, ещё рано. Закружилась голова. Пришлось тут же снова лечь в постель. Но настроение у парня было хорошее. Первые шаги сделаны. Правда, при резких движениях рана побаливает. Но уже не так сильно, как раньше. Наверно, действительно, он скоро и на ноги поднимется, и по двору побродит, и, возможно, даже домой отправится…
Двое
После утреннего намаза табип зашёл к Хаджимураду. Осмотрев рану, пообещал:
— Сегодня, Хаджимурад, ещё полежите спокойно, а завтра посмотрим, может, разрешу и на ноги встать.
Пооткрывали окна в комнате больного, чтобы хорошенько её проветрить. Все домашние вместе с табипом вышли во двор.
— Хабип-пальван, ваш гость выздоравливает, так что готовьте овцу, предназначенную для худайёлы…
— Табип-ага, вы всерьёз говорили, что завтра он может встать и немного походить или просто хотели успокоить парня добрым обещанием? — спросил Хабип.
Табип удивлённо пожал плечами:
— Вы же сами видели: рана быстро затягивается, так что действительно завтра ему можно будет встать на ноги, а через неделю, возможно, и сесть в седло…
Шапери опять одна осталась у постели больного и молча смотрела на его теперь уже не такое как прежде бледное лицо. Когда же Хаджимурад, чувствуя её взгляд, открывал глаза, она смущённо краснела и опускала голову. Шапери была крепкой и красивой девушкой. Тёмные непокорные пряди волос вырывались из-под цветастого платка.
— Я давно здесь лежу? — спросил он у девушки.
— С позавчерашнего дня, слава аллаху, что вы начали говорить, табип сказал, что рана хорошо заживает, — улыбнулась Шапери.
— А этот ваш табип не сказал, когда она полностью заживёт и можно будет отправиться домой? Впрочем, об этом я сам его спрошу. Он ещё не уехал от вас?
— Нет, что вы, табип уедет, когда вы совсем поправитесь, он уж много раз вам перевязывал рану.
Вот, кажется, опять идёт вместе с моим отцом. — Шапери отодвинулась в сторонку…
— Как дела, больной? — спросил табип, и не дожидаясь ответа, стал развязывать рану. Внимательно осмотрев её, сам же ответил на свой вопрос:
— Хорошие у нас дела, рана заживает не по дням, а по часам, редкий случай, столько крови потерять и так быстро пойти на поправку. Кормите его почаще да посытнее и он через неделю действительно сможет уже не только ходить, но и бегать… Как ешь, парень?
— Ем хорошо, — улыбнулся больной. — Ни миски, ни чашки от меня полными не уносят.
— Вот и отлично, — кивнул головой табип. — Думаю, что вам можно уже понемногу и ходить, пока, скажем, от постели до порога и обратно, а затем найдётся и подлиннее дорога… Только первые шаги могут быть трудными…
— Не сердитесь, табип-ага, но я без вашего разрешения утром немного походил, верно вы говорите, не лёгкими
— Вот тебе хороший помощник, — сказал Хабип-пальван, подавая ему украшенный резьбою посох. — Одной рукой будешь опираться на него, а под другую будет поддерживать кто-либо из детей. — Он обернулся к двери: — Джапаркули, Гульчахра, Шапери, будете поочерёдно помогать Хаджимураду!
Джапаркули сразу же после ухода лекаря и отца предложил свои услуги. Но вскоре в комнату пошла Шапери:
— Джапаркули, тебя папа зачем-то зовёт, — и она подставила больному своё плечо… — После выздоровления вы сразу от нас уедете?.. — тихо спросила она.
— О, мне бы только немного окрепнуть, и я без промедления перемахнул бы в седле через вон тот зубчатый хребет, — указал он на горы, разделяющие Персию и Туркмению…
Шапери совсем приуныла от этих слов.
— Да зачем же вам спешить, лечитесь подольше, все наши вас любят: и мама, и папа, и брат… Могли бы здесь и совсем остаться, — высказала она наконец свою заветную мысль.
— Я знаю, что не только ваша родня ко мне хорошо относятся…
Девушка ещё больше зарделась:
— Да, и мне вы очень нравитесь, очень!..
Шапери ещё крепче прижалась к его плечу, ощутила какое-то сладкое головокружение, и они оба присели на краешек постели. Девушку трясло как в лихорадке. Она немного отодвинулась от Хаджимурада, но теперь её чёрные глаза не были опущены. Пронзительный взгляд их словно о чём-то спрашивал парня. И он правильно понял этот безмолвный вопрос:
— Шапери, я тоже вас люблю, но что нам с этой тайной любовью делать, как быть, право не знаю, — пожал он растерянно плечами.
— А что если нам прямо сказать об этом папе? Он очень вас ценит и, наверно, согласится выдать меня за вас, — уже с какой-то отчаянной смелостью заговорила Шапери.
— Так ведь мне, дорогая Шапери, не положено самому свататься, людей необходимо прислать из своего села, а как это сделать даже тогда, когда я поправлюсь и уеду? Это для меня такая опасная дорога — нипочём. А они могут и не добраться сюда…
Оба замолчали, о чём-то раздумывая, Шапери посмотрела на конюшню:
— Там есть хорошие лошади, они нас куда угодно доставят…
— Нет, — показал головой парень, — бежать нехорошо, можем ославить всю твою семью, нужно как-то по-другому сделать…
— Если вы уедете без меня, я погибну от горя и тоски… Неужели же нет какого-то верного и разумного пути для того, чтобы они могли свести нас! — воскликнула Шапери и заплакала.
Хаджимурад стал её успокаивать:
— Ладно, что-нибудь придумаем, время ещё есть, мне ведь тоже трудно будет уехать, оставляя тебя здесь…
В комнату вошёл Хабип-пальван и понаблюдал, как с помощью дочери уже без особого труда передвигается Хаджимурад: