Стать нижней
Шрифт:
Мужчина посмотрел тяжёлым взглядом. Она его рассмотрела. Нет, не Хворостовский. Крупный нос, поджатые губы. А лицо очень живое, в особенности глаза. Точно больше сорока. Может, и больше пятидесяти. Нет, очень интересный мужик, а ремень, которым он её лупил, от «Армани». По пряжке видно. Очень стильный. Волосы лежат ухоженно. Волосок к волоску.
Опять затянулся и спросил: «Что, ещё получить хочешь?»
«Хочу!» – нагло сказала она. И чуть не рассмеялась, ощутив себя на волне. Потому что на вопрос «Чего надо?» планировала ответить «Ещё хочу!» А тут даже проще получилось. И она решительно вперилась в мужчину, чуть расставила ноги,
Мужчина посмотрел с большим интересом, но даже не улыбнулся. Вообще лицо каменное. На то и мент. Почему она так решила? Потому, что сказал, что сам из полиции? Не факт ведь.
Он спокойно смерил её фигуру, задержал взгляд на бёдрах. Потом сделал ещё затяжку. «Ну, пошли».
…Седьмой этаж, самая дешёвая металлическая дверь. Комната чистая, мебель старая. Как-то не вяжутся с ней дорогие костюмы, развешанные на ручках шкафов родом из семидесятых годов. Обои давно выцвели. Серый диванчик и неизменный красный ковёр на стенке. Роскошный кожаный чемодан на старом кресле, которому давно место на свалке. А вот ещё один контраст: постельное бельё в спальне абсолютно новое. Что-то потустороннее, такой мужик и в такой обстановке Совка семидесятых. Снимает, наверное.
А вот сейчас надо быть предельно наглой. Она без команды начинает прямо сразу раздеваться. «Трусы сразу снять или потом снимете вы?» Я согласна, понятно?
Ура! Он снимает брюки, прямо сразу. Красивые, покрытые седыми волосами ноги. Сильные тренированные ляжки.
Она без спросу схватила подушку и легла животом прямо на неё. Тоже домашняя заготовка. Так делают в фильмах, которые она видела. Так её африканский козырь заметнее. А ещё развела ноги, хотя команды не было. «Тебя часто лупят?» – насмешливо спросил Хворостовский. «Нет. Совсем нет».
У него чёрные боксеры. Вау, есть реакция. А то бы она оскорбилась. Значит, всё будет. А там у него много. Пожалуй, столько она разве что в порнухе видела, вживую нет.
Может, не надо её так сильно? Может, лучше сразу, без этого? Но надежды напрасны. Её африканский зад опять ощутил удар. Терпеть можно, но как-то всё равно диковато. Но у таких, как этот дядька, так ведь принято, главное, что потом. Вообще-то главное, чтобы «потом» хотя бы вообще было. А то ведь есть такие, что и без продолжения. Тут совсем не понять. Ей, по крайней мере.
Щелчки ремня и запах «Брита». Боль ожога, импульс вдоль всего тела. Ну всё же, может, пока хватит? Она повернулась с обидой ребёнка: я тебе уже дала, дай и ты мне. Он понял. Он ведь на себя роль папика взял, а не анимешного садиста. Дал кнута, дай и пряник.
Когда подвинулся к её голове, она улучила момент и постаралась ртом перехватить через ткань приблизившийся к её лицу… ну, в общем, то, что может увеличиваться. И получила сочную оплеуху.
Понятненько. Там всё так запущено, у предков. Значит, анала не будет тоже. Дядя честных правил. Он такое отвергает. А вот порка незнакомых девушек в подъезде для него – норма.
А потом… Он, конечно, правильный дядечка и надел презерватив. Однако она успела увидеть, что он обрезан, и это красиво. Обалденный рельеф.
Всё было суперправильно. Чтобы не писать пошлости, скажем: в двух самых часто встречающихся позах. И предложим интерактивному читателю их себе представить. Но так смотрелось со стороны. А Капитолина ощутила внутри себя что-то типа гармонии завершённости. То есть не надо никуда дальше:
А ещё какой-то очень правильный ритм, который она раньше себе даже не представляла. Вот так, правильно, до миллиметра вглубь, до доли секунды выверено. Наверное, так и должно быть. Лучше быть уже не может.
В первый раз он зажал ей рот рукой. Потом всё же вставил – ау, фетишисты, для вас подробность! – её собственные трусы. Ей не хватало воздуха, и в этом был какой-то прежде неизвестный ей кайф. А в целом ощущения были… ну, вот как раз какие себе и представил интерактивный читатель.
А дальше ей даже не предложили воды. Ну и пусть. Она всё равно в восторге. Но показывать нельзя. Потупить взор и молча одеться. Он оделся тоже.
«Вас как зовут?»
«Зачем? По-моему, всё ясно».
Что ей должно ясно быть? Что он это для неё сделал, а не для себя? Но ведь она о таком и не думала никогда. Он ведь не интересуется, понравилось ли ей. Просто уверен, что иначе и не может быть. Какая-то другая, более совершенная разновидность секса: не так, как с парнем. И дело тут не в размерах и даже не в движениях, а в атмосфере психологического контакта. На правах подчинённой и ведомой. Тогда всё к месту.
А хорошо он приложил её оплеухой! Что-то иное, не те оплеухи от малолетних адептов АУЕ, которые её иногда били, пока она ещё не была девушкой Блича: так бьют чужую, а не свою. Её били сверстники. Самоутверждение не до конца уверенных в себе и чуждых самых основ гендерного воспитания сопляков.
«Когда ещё прийти?»
Мужчина впервые чуть улыбнулся, его глаза перестали быть жёсткими. «Послезавтра. В это же время».
Она придёт. Она никому не расскажет и ни с кем не захочет советоваться. Ещё думала, что прежде чем получать разнообразие от юнцов, хорошо узнать, как это делают опытные. Классика даже без разнообразия даёт такое, что разнообразие без классики дать не может.
Прошло ещё несколько встреч. Капитолина пребывала в состоянии постоянного возбуждения – и днём и ночью. Но это не любовь, выражаясь словами Цоя. Какое-то странное чувство. Есть чувство любви к мужу, детям, родителям. А есть любовь к этому. Что это? Неясно. Оно на правах самостоятельного понятия. Гармонию мира в сознании не портит, а дополняет. Можно встречаться с парнем и параллельно ходить к мужику с ремнём. Бывает. Где-то есть другие допуски…
Недели через три всё прекратилось.
«Хворостовский» сказал, что его до конца недели не будет, а потом, когда она позвонила в дверь, то увидела дворового алкаша Аркадьича. Примерно того же возраста, что и её неожиданный партнёр. Но где там элегантность и тонкий запах «Брита»! Майки-алкоголички нет, зато рейтузы с пузырями на месте.
«А где… он?»
«Тот, что у меня снимал? Так уехал. Он откуда-то с границы с Казахстаном. Его жена в Москве в больнице была, операцию делали. Вот он и снимал. Ну а я к сестре ездил, копал, сажал, забор поправлял».
«А как его звать?»
«Он тебе не сказал, что ли? Значит, никак и не звать. Он там начальник где-то».
«Полиция?»
«Нет. Что-то военное, скорее всего. Так что, девочка, ничем не помогу».
Вот оно и всё.
«И опять же, есть дуры, которые будут в три ручья реветь. И я даже их и здесь могу понять. Ну, пореву я для себя, ну я-то не дура, понимаю, что могло быть только так. Да а как ещё? Он же – папик. А надо иметь и папика, и парня».