Стать нижней
Шрифт:
«Надеюсь, вы мне тоже своё хозяйство покажете?» – неожиданно строгим голосом произнесла она. Мальчишки в самом деле офигели. Но, неожиданно смутившись и переглянувшись, вызов приняли. «А что? Пусть посмотрит!» Трое со смешочками расстегнули штаны и приспустили трусы. У двоих стояки, один полувставший. Что-то подсказало, как действовать дальше…
«У вас прекрасные экземпляры. Подождём пару лет, пока подрастут, тогда будем что-то делать». Она без труда освободилась от мальчишки, который, совершенно опешивший, едва держал её сзади за руки, быстро натянула трусы и пошла уверенно в сторону столовой, где гремела дискотека. Её не преследовали. Прямо ей навстречу выскочил запыхавшийся и взволнованный вожатый её отряда
Он оказывал ей знаки внимания, смотрел, намекал и подкалывал, пошло шутил и пытался прижаться, когда садился рядом. Он легонько гладил её на танцах, а она шипела на него: «Придурок, дети заметят!» Сейчас всё равно, он очень кстати. Всё просто и бесхитростно. Ей срочно было нужно разрядиться. Секс, самый примитивный. «Всё нормально. Пойдём-ка ко мне в вожатскую, пока дети на танцах. Это намёк».
«Серьёзно, что ли? С чего вдруг?» – сразу обо всём забывает ошалевший от радости Володя. «Пошли, времени мало». Вожатская жизнь выжимает силы и сублимирует желания избытком вынужденной физической активности. Детки безжалостно высасывают энергию. Касаясь лицом подушки, засыпаешь. Но вот трусы-то действительно мокроватые, заметит – подумает чего.
«Не трогай меня, сама сначала разденусь», – приказным тоном говорит она.
Полчаса времени, которое можно уделить себе; хотя тоже рассматривается как нарушение трудовой дисциплины. Рабочий день круглосуточно. Но Катя не сосредоточена на процессе, её одолевают воспоминания.
…Она сама в лагере. Лето, она подросток. И на ней очень похожий сарафанчик. Они должны были уйти в поход. Около беседки в посадках за корпусами была установлена зелёная палатка. Её сегодня учились ставить на скорость отрядные команды. Наличие палатки как возможность уединения подтолкнуло девочек поиграть в щекочущую нервы игру. Когда-то похожее называлось «кис-мяу», но у них было как-то ещё.
Игра, позволяющая получить хоть какой-то доступ к телу представителя противоположного пола в условиях, когда пока нельзя, но понятно, что пора начинать. Когда собирается компания, в этом возрасте проще преодолеть стеснительность и робость. Запрещённые желания, замаскированные условной игровой формой, иногда невероятно нелепой, находят небольшой выход.
Мальчики придумали такую глупость: девочки должны залезть в палатку, встать на колени спиной к выходу и ждать. А мальчики разыгрывают, кому в палатку зайти. Тот, кто вытянет жребий, должен залезть в палатку и со спины, как они выразились, «полапать». А она его, типа, закрыв глаза должна узнать. «Вы как-нибудь только лапайте, не распуская рук!» – сказала самая пухлая из их отряда девочка. Кате было интересно узнать, что мальчики понимают под «полапать», внутренне она как-то была готова, что будут, может, и не совсем безобидные обнимашки. Она с подростковой неловкостью подумала, что сарафанчик у неё слишком лёгонький, на остальных девочках одежды побольше. И выпало ей первой…
Она вползла в палатку и встала на колени. Кто-то из парней, чей там выпал жребий, возник сзади неё через пару минут. Она, по правилам, не оглядывалась. Сначала парень взял её за лодыжки и расставил шире колени. Катя не ждала никакого подвоха. Парень левой рукой взял ей за плечо. Однако в следующую секунду другая рука мальчишки, ловко пробравшись под сарафан, неожиданно точно и уверенно потрогала её там. От неожиданности девочка ойкнула и тут же опустилась на пятки.
Тут приглушенный голос Данилы, самого высокого парня в отряде, уверенно приказал: «Молчи. На колени поднимись. Сейчас хорошо будет». Случилось невероятное. Крик не сорвался, руки не оказали сопротивления. Даже одна секунда, которую длилось это первое наглое прикосновение, парализовала. И Катя почему-то подчинилась, хотя вроде категорически не хотела.
Подробно рассказывая об этом эпизоде, Катя
Как и сейчас. Он левой рукой удерживал её за предплечье, а правая опять уверенно и ловко скользнула спереди сбоку под сарафан. Он сложил комбинацию из трёх пальцев. Один уверенно и нагло лёг прямо на цель, а два других стали нежно гладить вдоль сидящих в паховых складах границ трусов. Прикосновения совершенно необычные (Катя сама никогда такого не делала, подавляя в себе всё, что можно) зажгли лоно неудержимой щемящей похотью, и оттуда пошёл жаркий сигнал в мозг.
Три пальца играли каждый свою мелодию в сложном, но повторяющемся ритме. Он умеет играть пальцами. Он занимается на фортепьяно. Она дрожала, дыхание перехватило. Желание всё прекратить нарастало, и, если б Данила хоть на секунду остановился, она бы его оттолкнула. А потом и вторая рука включилась, но уже в другом ритме. Если там было быстрое соло, то здесь – неспешные аккорды. Он двигался сзади по границе трусов, перебирая пальцами к центру, периодически сжимая через ткань её ягодицы. Ног он, по правилам игры, не касался.
Её вдруг пронзил такой кайф, что застучали зубы. Мальчик что-то играл на фортепьяно. Под конец обе его руки – спереди и сзади – объединились, и она почувствовала мастерскую игру всех десяти пальцев. Это была весьма изощрённая ласка. А потом парень вдруг сделал совершенно неожиданно похабное: завернул спереди руку глубже и потрогал через трусы другое углубление. От неожиданности она сжала ноги и бухнулась на четвереньки. Невероятно стыдное ощущение, что такое делает чужой палец, взорвало её до крупной дрожи.
Впрочем, если бы всё ограничилось всего-навсего тем самым первым секундным прикосновением, то шок был бы не менее сильным. Три минуты показались вечностью и окончились внезапно: «Эй, время истекло, хорош лапаться!» Данила быстро отдёрнул руки и буквально тут же исчез.
Она выползла из палатки на четвереньках, встала на ноги и, не отвечая на вопросы и ни на кого не глядя, пошла прочь. Её тут же догнала одна из девчонок. «Катька, ты чего? Он что-то сделал не то, да?» Во встревоженном голосе слышались испуг и досада. Испуг не за неё, а за то, что она сейчас может настучать вожатым. «Нет, всё нормально. Мне надо в туалет».
«А, ну тогда понятно», – тут же успокоилась подружка. Она вернулась к остальным, и они дружно захохотали. Тут почему-то до Кати дошло, что она им сказала. Наверняка: «Пошла трусы поменять». И стало ещё обиднее. Но она никому не настучала. Она лежала на кровати молча, лицом к стене, поджав ноги…
Катя понимала, что когда-нибудь её кто-нибудь начнёт трогать. Когда она себе нечто такое представляла, то это были руки некоего прекрасного юноши, которые её когда-то нежно и уверенно коснутся. Может и там тоже. Должен быть целый ритуал. А теперь ей гадко, стыдно и похабно приятно. Вот так, наверное, чувствуют себя изнасилованные, но получившие сексуальное удовольствие против желания. Почему это всё на самом деле так грязно? Больше всего её коробила мысль, что у него остался на пальцах её запах. Она не разрешала его забирать. То, что парень его получил, соединяло их теперь каким-то диким образом. И Катя тихо плакала.