Стать победителем
Шрифт:
Полномочия получила, а вот дальше уже ей предоставили действовать самой, на свой страх и риск. И сейчас она наверняка даром будет копаться в разрушенном пантеоне. Странно еще, что так желает получить в помощники именно меня.
Как бы ей и в самом деле помочь? Ведь это и будет самая истинная от меня благодарность.
Так что изъявление бушующего во мне покаяния, хвалебные речи я решил отложить до лучших времен. Иначе вообще некрасиво получится. Но парочка слов у меня все-таки вырвалась.
– Ты молодец. Спасибо тебе.
На что девушка, словно давая сдачи, ответила просто:
– Да пожалуйста! –
Сердце у меня екнуло: проклянет! А губы непослушно скривились:
– Какие еще обстоятельства?
– Да разные… всякие… Например: ты не задумывался, что после ночного лечения, о котором ты меня так рьяно умолял, я могла забеременеть?
Я резко вздохнул, а мой конь, без всякой команды с моей стороны, встал как вкопанный. Нить разговора окончательно выскользнула из моих рук. А сознание ничего умнее не придумало, чем метаться по моим распрямившимся извилинам и восклицать: «Как же так?! Как же так?! Что делать?! Что делать?!»
Глава восемнадцатая
Житие во тьме
Молчание Грозовой в ответ на крики не просто насторожило девушек. Они перешли на шепот, вполне справедливо опасаясь опускаться вниз. Веревки для спуска оставались висеть на своих прежних местах, стрелы из неосвещенного пространства не летели, но ведь это еще ничего не значило. Враг мог оказаться и без оружия. Вид той же грожбы, поблескивающей своим панцирем внизу, навевал нехорошие предположения.
– Вдруг второй медведь пришел в гости к первому?
– Мы заложили лаз.
– Ага! Ты помнишь, как прежний хозяин берлоги целый завал раскатал? Что для него наша стеночка и плохонькая маскировка? Пустяк, на один удар лапой.
– Нет, медведь бы нам в ответ зарычал.
– Как же! Рычит он, когда голодный, а сытый – спит.
– Ты думаешь?..
– Только не это!
Минуту прислушивались. Минуту еще покричали. После чего все-таки решили действовать, приготовившись к самому худшему. Приготовили все оставшиеся факелы, проверили оружие и друг за дружкой сиганули вниз. Первым делом осмотрелись. На месте у стены, где оставалась отдыхать и набираться сил зуава, все оставалось чинно и пристойно. Мало того, там лежал аккуратно в сторонке не только тяжеленный меч Апаши, но шлем, кольчуга, наручи и другие детали защитной амуниции. То есть зуава ушла совершенно налегке, сознательно и в любом случае обязательно собиралась вернуться. Даже пояс с подсумками и кошелем с монетами остался. Беспокойство стало несколько иного свойства.
– Ну и где ее носит? – негодовала Мария. – Ей же колено беречь надо!
Так как поверху завала еще вчерашним вечером водрузили несколько камней, то было видно: зуава туда не ушла.
– Значит, ей что-то понадобилось у лошадей. Пошли!
Старались идти быстро, но шуметь не слишком. И уже к концу второго отрезка вдали мелькнул отсвет факела. Тут же и знакомый голос послышался:
– Малышки, это вы?
Девчонки сами от себя не ожидали, но дружно вскрикнули от радости и побежали вперед вприпрыжку. Окружили Апашу с укорами, приветствиями и совместными попытками рассказать, как прошла
Зуава выглядела более чем довольной, причем не огромным уроном среди врага, а той заботой и переживаниями, которую проявили о ней девчонки. А сама она, почувствовав себя лучше к утру, решила пройтись глянуть на лошадей и достать в переметной суме одну весьма эффективную при ушибах мазь.
– Вчера о ней просто из головы все упоминания вылетели, – жаловалась она. – А то бы сейчас еще лучше себя чувствовала.
Идею с завалом главного входа путем создания небольшого камнепада Грозовая поддержала полностью:
– Чем быстрее сделаете, тем лучше. Это я сейчас вам помочь не могу, а через три дня мы при необходимости легко разберем завал изнутри. Главное, что снаружи он будет смотреться глухим и непроходимым.
Изначально выпустили наружу трех пристяжных лошадей, оставив всего одну на всякий случай. Овса надолго восьмерым бы не хватило, а так пятерка неделю могла на скудном пайке продержаться, лишь бы вода была. Выпущенную на произвол скотинку тоже было жалко, но, с другой стороны, они вполне могли себе выжить, а то и затеряться от людоедов на высокогорных лугах.
Потом приступили к организации завала. Девушки сняли с себя все лишнее, чтобы работать с проворством и не перегреваясь, выбрались наружу и при помощи двух длинных веревок, нескольких коряг и нанесенных камней построили довольно шаткие башенки. Финалом подготовки к добровольному затворничеству в недрах стал налет на скопища старых, высохших лесин, коряг, коих в округе вполне хватало и без рубки одиноких или стоящих небольшими группами деревьев. Да и свежая вырубка наверняка привлекла бы внимание к этому месту поисковых отрядов врага.
Затем уже из пещеры единовременно потянули за собой обе веревки, наблюдая, как окно к свету и вольному миру с грохотом перекрывает поток камнепада. Когда повисла звенящая тишина, Катя чихнула от пыли и с грустью констатировала:
– Кажется, мы перестарались. Если хотим выбраться наружу через три дня, следует начать разборку еще… позавчера.
Апаша ее утешила:
– Не переживай ты так, у нас конь лишний, только одного хватит на две недели жевать. Теперь главное – воду отыскать. И она тут обязана быть! Не думаю, что медведь на водопой каждый раз из берлоги в лес выбирался.
– Вначале коней отсюда следует убрать, – проявила дальновидность Мария, указывая при этом наверх. – Сквознячки продолжают гулять, значит, щели наверху остались. Вдруг кто принюхается к одной такой щели и обратит внимание, а потом и подумает над свежим завалом? Вдобавок и ржание через такую щель можно расслышать. Предлагаю провести лошадок по стержневому участку и оставить в первой пещере. Кстати, надо там наверху сразу проверить тот лаз на своде, может, то просто расщелина.
Так и поступили. Правда, не все лошади реагировали на низкий свод тоннеля одинаково. Если тяжеловоз зуавы и пристяжная молча склонили головы и пошли, куда их повели, то тройка гордых и благородных керьюги долго противилась, не желая двигаться в замкнутое пространство. Наверняка им казалось, что дальше свод опустится ниже, а так как развернуться будет негде, то таки придется умереть, стоя на коленях. Для благородных животных такое было неприемлемо.