Статьи 1995-1997
Шрифт:
Речь идет не о том нормальном и разумном страхе перед реальными опасностями, который необходим и организмам, и социальным группам, чтобы жить в меняющемся, полном неопределенностей мире. Нет, как раз эта осмотрительность и способность предвидеть хотя бы личный ущерб была у интеллигенции отключена в ходе перестройки. Ведь уже в 1988-89 гг. было ясно, что тот антисоветский курс, который интеллигенция с восторгом поддержала, прежде всего уничтожит сам смысл ее собственного существования. Об этом предупреждали довольно внятно — никому из сильных мира сего в разрушенной России не будет нужна ни наука, ни культура. Нет, этого разумного страха не было, и сегодня деятели культуры и
Речь идет о страхе внушенном, бредовом, основания которого сам трясущийся интеллигент не может объяснить. В него запустили идею-вирус, идею-матрицу, а он уже сам вырастил какого-то монстра, который лишил его способности соображать. Вот, большинство интеллигенции проголосовало за Ельцина (особенно красноречива позиция научных городков). Социологи, изучавшие мотивы этого выбора, пришли к выводу: в нем доминировал страх — перед Зюгановым! Никаких позитивных причин поддержать Ельцина у интеллигенции уже не было. Полностью растоптан и отброшен миф демократии. Нет никаких надежд просочиться в «наш общий европейский дом». Всем уже ясно, что режим Ельцина осуществляет демонтаж промышленности и вообще всех структур современной цивилизации, так что шансов занять высокий социальный статус (шкурные мотивы) интеллигенция при нем не имеет.
Если рассуждать на холодную голову, то овладевшая умами образованных людей вера («Придет Зюганов и начнет всех вешать») не может быть подтверждена абсолютно никакими разумными доводами, и этих доводов в разговорах получить бывает невозможно. Более того, когда удается как-то собеседника успокоить и настроить на рассудительность, на уважение к законам логики, он соглашается, что никакой видимой связи между сталинскими репрессиями и Зюгановым не только нет, а более того, именно среди коммунистов сильнее всего иммунитет к репрессиям. Если где-то и гнездится соблазн репрессий, то именно среди харизматических политиков-популистов. Тем не менее, предвыборная стратегия Ельцина, основанная на страхе, оказалась успешной.
Эта предрасположенность к навязчивым внушаемым страхам имеет, возможно, какую-то связь с западным типом мышления, с утратой ощущения мира как дома, как Космоса. Во всяком случае, сейчас, когда мы интенсивно познаем Запад, нам открывается картина существования поистине несчастного. Прямо «Вий» Гоголя — такие демоны и привидения мучают душу западного обывателя. Многие из них были связаны с холодной войной, ядерный психоз и синдром «русские идут» были вовсе не шуткой. Понятно, почему Запад так благодарен Горбачеву.
Есть у меня довольно близкий приятель из ФРГ, философ. Недавно он рассказал мне, как в 70-е годы был в Москве и обедал дома у секретаря их посольства. И за столом, желая сказать что-то существенное, собеседники обменивались записками. Вслух не говорили — боялись КГБ. Я не мог в это поверить и потратил целый час, добиваясь, чтобы мой друг точно воспроизвел ситуацию и объяснил причины этого безумия в кругу образованных, неглупых и немолодых людей. Это был болезненный разговор, мой друг страшно разволновался, вообще выглядел странно. Его мучило, что он не мог подыскать ответа на простой вопрос: чего именно вы боялись? Ведь если ты боишься, то должен иметь хоть какой-то образ опасности.
Оказалось, что у той компании солидных дипломатов и философов такого образа просто не было, страх был внутри них и не имел очертаний. Боялись они, что КГБ ворвется в их дом и перестреляет собеседников? Нет. Боялись, что их выселят из страны? Нет. Что их куда-то вызовут и поругают? Когда я перебрал все мыслимые виды ущерба, вплоть до самых невинных, к которому могло бы повести
Этой патологией Запад сумел заразить, как будто в ухо заразу влил, культурный слой СССР — интеллигенцию, которая единственная продолжает у нас сохранять западнические иллюзии. Среди тех, кто в декабре 1995 голосовал за «Выбор России», почти 80% лучшей политической системой считают западную демократию (2% — советскую и 8% — ельцинскую). Это — огромный разрыв со всеми другими группами избирателей.
Если бы этот страх лишь грыз и мучил душу интеллигента, его можно было бы только пожалеть. Но психоз стал политической силой, потому что ради избавления от своего комплекса интеллигенция посчитала себя вправе не жалеть никого. Поддержать такие изменения в стране, которые причиняют несовместимые с жизнью страдания огромному числу сограждан. Видя воочию эти страдания, интеллигенция, тем не менее, поддерживает причиняющий эти страдания режим, оправдывая это единственно своим избавлением от самой же созданного страшного привидения.
Я не говорю об активных политиках типа Гайдара и Чубайса, демонстративная жестокость которых уже отмечена как уникальный феномен нашей истории. Я не говорю о духовных лидерах интеллигенции вроде Е.Боннэр, которая бодро пророчит нам страшные беды: «Шока еще не было!». Но ведь даже умеренные философы, ученые, деятели культуры, имеющие доступ к ТВ, не выдавили из себя ни одного слова сочувствия, простого участия к человеку — жертве этого эксперимента. Такое живое, сердечное, не отягощенное политикой слово мы слышим, очень редко, как раз от тех, кто почти отлучен от ТВ и радио — от Виктора Розова, от певицы Татьяны Петровой, от Николая Губенко с Жанной Болотовой. Но ведь они этим почти бросают вызов всему своему сословию! Сословие-то осталось с ненавистниками вроде Хазанова и Жванецкого.
Страдания от реформ Горбачева-Ельцина многообразны. Пусть интеллигент-демократ, возненавидевший «империю», не признает и не уважает страдания, причиненные уничтожением СССР, сдачей национальных богатств иностранцам и ворам, ликвидацией науки и т.п. Но он никак не может отрицать простое и видимое следствие — резкое обеднение большей части граждан. Это — прямой результат душевных усилий демократа, его «молитв» (пусть сам он «не поджигал»). Созданный для этого интеллигента маленький «мозг» в виде ВЦИОМ предупредил, ссылаясь на многие исследования в разных частях мира: «Среднее падение личного дохода на 10% влечет среди затронутого населения рост общей смертности на 1% и рост числа самоубийств на 3,7%. Ощущение падения уровня благосостояния является одним из наиболее мощных социальных стрессов, который по силе и длительности воздействия превосходит стрессы, возникающие во время стихийных бедствий».
Сегодня смертность в России уносит в год на миллион жизней больше, чем до 1991 г. Сколько человек прямо убито обеднением? По данным того же ВЦИОМ, в марте 1996 г. 81% семей имели душевой доход ниже прожиточного минимума (580 тыс. руб.) и 62% ниже физиологического минимума (300 тыс. руб.) — погрузились в бедность. Это значит, что у них личный доход, считая по формуле сложных процентов, 7-8 циклов снижался на 10 процентов каждый раз. То есть, смертность процентов на 30 выросла как прямое следствие обеднения. 300 тысяч прямых убийств в год!