Статьи 2006 – 2008 (zhurnal.lib.ru)

аль Атоми Беркем

Овечий взгляд принимает во внимание лишь физически доступную область реальности, и, несмотря на распространение моды на обучение Овец грамоте, жизненно важные решения Овца принимает без какого-либо участия в сем процессе – даже в тех редких случаях, егда Овце случилось сформировать и инициировать личное сознание.

Все вышеизложенное приводит к выводу: стадо есть имманентная виду Овца Типасапиенс форма существования, а хозяин – столь же имманентная сей форме технология

управления – и их существование друг без друга возможным не представляется.

Относительно же текущего момента остается добавить, что коль скоро хозяин у стада есть всегда, то надо быть воистину овцой, чтобы оценивать его службу Системе иначе, чем по двум главнейшим (ввиду возможности формализации) критериям: динамике ареала и популяции.

Приращение данных величин за отчетный период я назвал бы Коэффициентом Лояльности Хозяина. Однако, поскольку Хозяин лоялен Стаду по определению, сей коэффициент стоит именовать Показателем Степени Долбоебизма Населения – ведь ежу понятно, что наблюдаемый сегодня нами глубокий въезд значения сего показателя в область отрицательных величин, представляет собой не что иное, как прямое указание на степень разделения интересов нашего Стада текущим Хозяином – и косвенное указание на степень его заинтересованности основными фондами нашей кошары. А фонды эти чудо как хороши; и спрос на рынке велик.

Если бы в этом сообщении от одной из овец был хоть какой-нибудь смысл, то я бы отметил, что есть еще и "убойный вес" – но сие понимание, судя по всему, достигается токмо эмпирическим путем и на крайне ограниченный период времени.

Короче, читайте "Загон" Шленского, там все написано.

Товарищ, овладевай умением слать (Репост из ЖЖ)

Многие камрады, видимо, попутав меня с Истинным Учителем Истины (это есть такой хуй в ЖЖ, башковитый шопездэц, но мальца эльфоватый), интересуются – а как бы им половчее обустроить ту Внутреннюю Россию, которую они таскают внутри себя любимых.

Ясен пень, на такие вопросы можно только отшучиваться, даже от вполне добросовестно вопрошающих камрадов – во избежание долгого хвоста тупых терок с неизбежно всплывающими долбоебами, которые на любое логически позитивное высказывание навернут семь верст до небес и станут с дурашливою серьезностию пытающегося острить идиота тратить мою жизненную силу на осознание их никому не нужнаго присутствия.

Однако ныне, восстав ото сна преисполненным здравия и всевозможных потенций, аз вынужден кинуть им кость и ответить на сомнение камрада, пожелавшего сохранить инкогнито:

"Беркем,

лучший способ противодействия всей этой хуйне – не участвовать! Не твои ли слова? Голосуй – не голосуй, всё равно получишь хуй! А в реальной жизни пытаюсь призывать к этому своих знакомых!"

Не участвовать – это минимальное, что может сделать несогласный человек. Это тоже работа, хоть она и выглядит извне совершенно пассивно. Однако без нее не обойтись, эту работу надо сделать, встроить ее в свой образ жизни, чтоб чужая воля проходила мимо тебя, не зацепляя и не вовлекая тебя в чужое.

Самое плохое, что может случиться с человеком, решившим не гнуться под чужое, это исполненный импульс броситься в активные мероприятия, не будучи в достаточной мере защищенным от управления чужой волей.

Такой человек тут же начинает использоваться чужим в чужих интересах, и имеет немалые проблемы, как в голове, так и в повседневной жизни – ровно в той мере, на которую активен в движениях.

Оградить человека от чужой воли может только ясное понимание происходящего – и совершенно неважно, с какой именно детальностью несогласный человек будет понимать, с чем же именно он несогласен.

Это может быть несогласие с принципом взаимодействия со вмещающим геобиоценозом; – или с чужеродным мультипликатором, встроенным в механизм воспроизводства экономики, или, на разрешении, выкрученном до упора , с фактом доминирования пидарасов в телевизоре.

Мерилом достаточности здесь является искренность.

Научись не участвовать до искренней невозможности принять отрицаемое хоть "на полшышечки", и увидишь, что здесь крылась очень полезная наебка: учась "неучаствовать", на самом деле ты вытаскивал из ножен казалось бы намертво приклепанную к ним воспитанием волю.

Появление своей воли меняет все и навсегда.

С собственной волей за голенищем ты меняешься с пидарасами местом: теперь ты зряч, а они в непонятках. Теперь ты не борешься во тьме с чем-то мутным и вездесущим, в котором вязнет любой удар, а отчетливо различаешь жалкий кусок дерьма, ловко замазавший самое важное – глаза – большому и сильному человеку. Ты можешь наносить удары, воочию видеть их результаты – а это придает сил; борьба становится не выматывающим отчаянным барахтаньем, а веселым злобным допиныванием издыхающей гадины, не имеющей с нашим, с человеческим – нихуяшеньки общего.

Но начинается все – с неучастия.