Статьи

Ракитов Анатолий Ильич

Казалось бы, при таких конкурсах, при таком стремлении молодежи учиться остается только выбирать наиболее способных, целеустремленных и давать им путевку в большую науку, тем более что общая численность студентов за 10 лет в вузах России тоже значительно возросла. Как говорится, выбирай - не хочу. Но молодежь, оказывается, не очень-то стремится к лаврам ученых. Почему? Да очень просто. С одной стороны, лавры, и особенно доходы, а также образ жизни даже наших доморощенных бизнесменов и политиков напрочь затмевают все, на что могут рассчитывать российские ученые, а во-вторых, в сознании студентов за 10 лет сложился крайне негативный образ ученого. Социологические опросы, проведенные моими коллегами из Центра ИСТИНА под руководством доцента Ольги Савельевой в двух престижных университетах - педагогическом и технологическом, показали, что для студентов ученый - это "плохо одетый, изможденный старый человек, человек без будущего, человек, который не может содержать семью, вечно жалуется и ходит с протянутой рукой". К сожалению, это близко к правде, и никакие злыдни империализма, агенты ЦРУ, гангстеры Бродвея и акулы Уолл-Стрита здесь ни при чем. Заслуга в создании такого

имиджа российской науки и ученых целиком принадлежит нашим либеральным и демократическим лидерам, большинство из которых сами были докторами и кандидатами наук.

Так что вопрос о том, что происходит с кадровым потенциалом и почему он непрерывно стареет при постоянном приливе свежих студенческих, аспирантских и докторантских контингентов, решается совсем не просто, и здесь нужны не мифы, не стоны птицы Уер, а серьезные науковедческие исследования. Без правильной диагностики эффективная терапия невозможна.

Итак, с научными и профессорско-преподавательскими кадрами дело обстоит отнюдь не так просто, как следует из нашей мифологии. Количественно они растут, но фактически их для развития науки не хватает, и эта странная несообразность нуждается в понимании и объяснении. Несколько вполне разумных ответов можно предложить прямо сейчас. Во-первых, по окончании вузов далеко не все студенты и студентки рвутся в аспирантуру, а многие идут в нее для того, чтобы избежать армии или обеспечить себе вольготную жизнь в предродовой период. Во-вторых, защитившиеся кандидаты и доктора наук до последнего времени могли найти достойную их звания зарплату не в государственных НИИ, КБ, ГИПРах и вузах, а в коммерческих структурах, оставляя своим титулованным наставникам возможность спокойно стареть.

Я поручил моим сотрудникам в Центре ИСТИНА изучить спрос в учреждениях и предприятиях коммерческого сектора на молодых специалистов с высшим образованием и учеными степенями. Они изучили около тысячи web-сайтов фирм и рекрутерских организаций с предложениями работы, и результат оказался таким: как правило, средняя заработная плата выпускников вузов - около 300$, экономистов, бухгалтеров, менеджеров и маркетологов - 400-500$, программистов и высококвалифицированных банковских специалистов и финансистов - 350-550$, квалифицированных менеджеров - 1500$ и более, но это уже относительная редкость. Достойно внимания, что среди всех этих предложений нет даже упоминания о научных работниках, исследователях и т.п. Допустим, что их находят не через рекрутерские фирмы, но это означает лишь, что коммерческие заказчики, коль скоро речь идет о нашей стране, учеными и исследователями не интересуются. Первый вывод - что наша экономика до этого не дозрела, а второй - что в ближайшем будущем без специальных усилий со стороны государства, без государственного стимулирования инноваций и модернизации не дозреет. Наконец, третий, очевидно, таков: те предприятия, которые стремятся к производству конкурентоспособной продукции, будут искать ее источники в забугорных технологиях, знаниях и ноу-хау, а не в нашем научном потенциале. Таким образом, молодой кандидат или доктор наук либо обречен жить в среднем вузе или НИИ на зарплату, эквивалентную 30-60$, и при этом постоянно мотаться в поисках стороннего заработка, совместительства, частных уроков и т.п., либо пойти работать в фирму не по специальности, используя кандидатский или докторский диплом как сертификат своей интеллектуальной доброкачественности.

Но есть и еще две очень важные причины, потому что - и это нужно хорошо понять, особенно руководящим дядям, и притом на самом верху - не хлебом единым жив человек, и нужна ему еще возможность совершенствоваться, реализовать себя, завоевать высокий рейтинг, престиж, утвердиться в жизни, видеть перспективу и чувствовать себя, по крайней мере, на одном уровне с зарубежными коллегами. А в наших условиях это невозможно. Почему? Потому что, во-первых, наука и опирающиеся на нее высокотехнологичные разработки очень мало востребованы в нашей стране или вообще не востребованы. Во-вторых, экспериментальная база, учебно-исследовательское оборудование, аппараты и приборы в учебных заведениях физически и морально устарели на 20-30 лет, а в лучших, самых передовых университетах и НИИ - на 8-11 лет (а при условии, что смена технологических поколений в наукоемких производствах происходит в интервале от 6 месяцев до 2 лет, такое отставание равно бесконечности). Наконец, в-третьих, вся система организации, управления и поддержки науки и научных исследований, а также информационное обеспечение, что особенно важно, соответствуют советским образцам 60-70-х, в лучшем случае - 80-х годов, и поэтому моральный долг каждого действительно способного, а тем более талантливого молодого ученого, если он не хочет полностью деградировать, смыться куда угодно - в коммерческую структуру или за бугор - как можно скорее.

Относительно последнего утверждения отмечу следующее. Бытующее у наших патриотов чисто мифологическое представление, смешанное с хронической обидой, что западные страны сманивают наших ученых и живут за счет нашего интеллектуального потенциала, совсем не соответствует действительности, и отдельные факты ничуть не опровергают этого утверждения. У нас, по официальной статистике за 2000 г., 890,1 тысячи человек занято в науке. Для сравнения укажем, что в 1990 г. занятых в науке было 1943,3 тысячи. Так что сокращение численности занятых в науке за 10 лет произошло примерно в два с небольшим раза, что, конечно, не радует, но тем не менее не в 4-5 раз, как гласит наша мифология.

Что же касается профессорско-преподавательского корпуса, то его количественная динамика дает дополнительную пищу для размышлений. В 2000 году основной профессорско-преподавательский состав государственных вузов насчитывал 265,2 тыс. человек, что на 29,3% больше, чем в 1985 году. Среди них ученую степень доктора наук имеют 28,0 тыс. человек (10,6%), кандидата наук - 125,4 тыс. человек (47,3%). Заметим, что 10 лет назад докторов в вузах было около 9 тысяч. Так что, касаясь лишь численности, надо сказать,

что мифология здесь трещит по всем швам. Можно сказать, что грибов в нашем лесу полно, а вот сколько среди них поганок, а сколько белых - это вопрос особый. Здесь нужно не считать, а определять качество. Если оценивать потенциал науки не по численности занятых в ней сотрудников, а по результатам, то есть по числу зарегистрированных, особенно за рубежом, патентов, проданных, особенно за рубеж, лицензий и опубликованных, особенно в высокопрестижных международных изданиях, научных статей, то мы уступаем по этим практически важным показателям США и наиболее развитым постиндустриальным странам в десятки, а то и в сотни раз. Из этого, между прочим, следует еще один довольно сильный удар по нашей мифологии, наполненной рассуждениями о необычайной интеллектуальной насыщенности нашего научно-кадрового потенциала. На самом же деле разговор о том, что у нас крадут открытия и изобретения, что в наших интеллектуальных кладовых таятся невиданные и неслыханные открытия, стоят очень немного. Рынок, в том числе и рынок научной продукции, обладает необычайной жестокостью и целиком основан на принципе выгоды. Если бы наши открытия, патенты и лицензии действительно могли бы гарантировать производство высококонкурентной наукоемкой продукции и услуг, то будьте уверены, их покупали бы нарасхват. В действительности же и в гораздо лучшие для нашей науки так называемые застойные времена на мировом патентном рынке фигурировали лишь 0,3% наших патентов. Сейчас же эта продукция измеряется еще меньшими долями процента. А вот и еще несколько фактов для размышления. В США в 1998 г. в науке было занято 12,5 млн. человек, из них 505 тыс. докторов наук . При этом выходцев из стран СНГ было не более 5%, и многие из них выросли, учились и получили степени в США. Так что на долю наших, российских, высококвалифицированных эмигрантов с научными степенями, работающих в науке США, приходится не более 2,5 - максимум 3%. И заметьте, что за последние 10 лет принадлежащие к этим 3% не осчастливили мир никакими выдающимися научными открытиями. Так что утверждать, что Запад живет за счет нашего научно-интеллектуального потенциала, даже не смешно, а вот оценить его реальное состояние и перспективы существования, гибели или развития имеет смысл, и еще больший смысл имеет вопрос: выгодно ли, и если выгодно, то кому, развивать и поддерживать этот потенциал?

Ответить на эти вопросы я постараюсь в следующих статьях.

Неустановленный диагноз

Вопрос о болезнях российской науки до сих пор остается открытым. В предыдущем номере мы начали публикацию серии статей известного науковеда, руководителя Центра ИСТИНА ( Центр информатизации, социально-технологических исследований и науковедческого анализа Минпромнауки и Минобразования.) Анатолия Ракитова о состоянии и перспективах отечественного научно-технического потенциала. На очереди - вторая часть этого своеобразного "сериала".

Анатолий Ракитов

Одно из завываний нашей птицы Уер можно коротко изложить в словах: "Несмотря на все потери, старение и отток кадров из науки, у нас все же есть такой научно-технологический потенциал, который позволяет нам оставаться в ряду ведущих научных держав мира". Патриотизма в таких заверениях предостаточно, но лечить больного можно только при условии, что диагноз правилен. Попробуем поэтому заняться честной диагностикой.

Чтобы продукция нашей экономики была конкурентоспособной на внутренних и внешних рынках, она должна качественно превосходить продукцию конкурентов. Надеюсь, согласны? Качество продукции зависит от качества технологии. Современные, прежде всего высокие, технологии (как раз они наиболее рентабельны) зависят от уровня научных исследований, скорости и эффективности их внедрения в производство. Ну а качество научных и технологических разработок зависит от квалификации научных работников и инженеров, а она, в свою очередь, является суммарным эффектом всей системы образования, особенно высшего. Это подтверждено всем опытом наиболее быстро развивавшихся в XX столетии стран, в том числе и России, вплоть до начала 80-х годов.

Научный потенциал состоит не только из ученых. Его составляющими являются также приборно-экспериментальный парк, доступ к информации, система управления и поддержки науки, а также вся инфраструктура, обеспечивающая развитие науки и информационного сектора, без которых современная наука и технология, а также экономика в целом, просто неработоспособны.

Начнем, пожалуй, с подготовки специалистов в вузах. Я уже писал в предыдущей статье, что число аспирантов, докторантов, кандидатов и докторов наук растет у нас достаточно быстро. То, что они не остаются в науке, - вопрос особый и очень болезненный. Но как их готовят? Пример первый. Известно, что наиболее быстро развивающимся сектором современной науки являются медико-биологические исследования, исследования в сфере информационных технологий и создания новых материалов. По данным последнего, прошлогоднего выпуска "Science and engineering indicators", в 1998 году расходы только на эти исследования в США значительно превосходили расходы на оборону и космические исследования.

Поддерживая свою обороноспособность на очень высоком уровне и занимая первое место в мире по торговле оружием (от 40 до 50 млрд долларов ежегодно), США тратят колоссальные суммы на медико-биологические исследования не из карикатурных псевдогуманистических побуждений, о которых так любят говорить наши политические демагоги, а потому, что это чрезвычайно выгодно. Рынок вооружений создают несколько десятков стран, тогда как рынок лекарств и медицинских услуг создается всем шестимиллиардным населением Земли, а рынок биотехнологических препаратов и услуг, связанных с производством сельскохозяйственной продукции и продовольствия, столь же безграничен и имеет тенденцию к устойчивому росту. Так что не абстрактная любознательность ученых, а социально-экономическая выгодность определяет структуру современных научных исследований, и в силу этого наука и высокие технологии становятся самым рентабельным видом общественного производства. А вот и еще подтверждения этой мысли.