Статьи
Шрифт:
Вопреки распространенным представлениям, служилый слой дореволюционной России был сравнительно немногочисленным (потомственные и личные дворяне и классные чиновники вместе с членами семей составляли 1,5 % населения). [2] Хотя в России значительная часть преподавателей, врачей, инженеров и других представителей массовых профессиональных групп интеллектуального слоя находилась на государственной службе и входила, таким образом, в состав чиновничества, общее число российских чиновников всегда было довольно невелико, особенно при сопоставлении с другими странами.
2
Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России. М., 1979, С. 44.
На рубеже XVII–XVIII вв. всех «приказных людей» в России насчитывалось около 4,7 тыс. чел., тогда как в Англии в начале XVIII в. при вчетверо меньшем населении — 10 тыс. В середине XVIII в. всех ранговых гражданских чиновников в России насчитывалось всего 2051 (с канцеляристами 5379). В 1796 г. ранговых чиновников было 15,5 тыс., в 1804 — 13,2 тыс., в 1847 — 61548, в 1857 — 86,1 тыс., в 1897 — 101,5 тыс., в начале XX в. — 161 тыс. (с канцеляристами 385 тыс.). К 1917 г. всех государственных служащих насчитывалось 576 тыс. чел. Между тем, во Франции уже в середине XIX в. их было 0,5 млн., в Англии к 1914 г. (при втрое-вчетверо меньшем населении) — 779 тыс., в США в 1900 г. (при в 1,5 раза меньшем населении) — 1275 тыс., наконец, в Германии в 1918 г. (при в 2,5 раза меньшем населении) — 1,5 млн. [3]
3
Волков С. В. На углях великого пожара. М., 1990, С. 34–35.
4
В т. ч. 1645 офицеров Отдельного корпуса пограничной стражи, 997 Отдельного корпуса жандармов и примерно 2,5 тыс. флота.
Мировая война существенно изменила структуру и состав служилого сословия. Почти все лица, имевшие соответствующее образование и годные к военной службе были призваны в армию и стали офицерами и военными чиновниками, так что большая часть служилого сословия надела погоны. Кроме того, в его состав было включено значительное число лиц, которые в обычное время не могли бы на это претендовать (широко практиковалось производство в офицеры из нижних чинов и в чиновники военного времени низших служащих по упрощенному экзамену на классную должность).
В общей сложности за войну было произведено в офицеры около 220 тыс. человек (в т. ч. 78581 чел из военных училищ и 108970 из школ прапорщиков), то есть за три с лишним года больше, чем за всю историю русской армии до мировой войны. Учитывая, что непосредственно после мобилизации (до начала выпуска офицеров военного времени) численность офицерского корпуса составила примерно 80 тыс. человек, общее число офицеров составит 300 тысяч. Из этого числа следует вычесть потери, понесенные в годы войны. Непосредственные боевые потери (убитыми, умершими от ран на поле боя, ранеными, пленными и пропавшими без вести) составили свыше 70 тыс. чел. [5] Однако в это число, с одной стороны, входят оставшиеся в живых и даже вернувшиеся в строй (только в строй вернулось до 20 тыс.), [6] а с другой, — не входят погибшие от других причин (несчастных случаев, самоубийств) и умершие от болезней.
5
Точнее — 71298, в т. ч. 208 генералов, 3368 штаб — и 67772 обер-офицера, из последних 37392 прапорщика. См.: Россия в мировой войне 1914–1918 гг. В цифрах. М., 1925, С. 31.
6
Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917–1920 гг., С. 28
Поэтому, чтобы выяснить, сколько офицеров оставалось в живых к концу 1917 г., следует определить приблизительное число погибших (убитых, умерших в России и в плену и пропавших без вести). Число убитых и умерших от ран по различным источникам колеблется от 13,8 до 15,9 тыс. чел., погибших от других причин (в т. ч. в плену) — 3,4 тыс., оставшихся на поле сражения и пропавших без вести — 4,7 тыс., то есть всего примерно 24 тыс. человек. Таким образом, к концу войны насчитывалось около 276 тыс. офицеров, из которых к этому времени 13 тыс. еще оставались в плену, а 21–27 тыс. по тяжести ранений не смогли вернуться в строй. Следует подчеркнуть, что нас интересуют все офицеры (а не только бывшие в строю к моменту революции), поскольку когда в дальнейшем будет идти речь о численности погибших от террора, эмигрировавших, воевавших в белых и красной армиях, то в это число входят и те, кто был в начале 1918 г. в плену и те, кто находился в России вне рядов армии. Так что цифра 276 тыс. офицеров (считая и еще не вернувшихся в строй) выглядит наиболее близкой к истине и едва ли может вызывать возражения, [7] тем более, что она полностью согласуется с тем, что известно о численности офицерского корпуса действующей армии (она охватывала 70–75 % всех офицеров). [8] Численность врачей и иных военных чиновников (увеличившаяся почти вдвое за вторую половину 1917 г.) составляла около 140 тыс. человек. Таким образом, вместе с гражданскими чиновниками численность служилого слоя не превышала в это время 600 тыс. человек.
7
Иногда округленно численность офицерского корпуса оценивается в 300 тыс. (Павлов В. Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1918–1920 годов, Т. 1, Париж, 1962, С. 20, 124; Елисеев Ф. И. Лабинцы и последние дни на Кубани // Вестник первопоходника, № 43, С. 28). Встречаются мнения о 320 (Еленевский А. Военные училища в Сибири // Военная Быль, № 61, С. 26), 400 (Сербин Ю. В. ген. В. Л. Покровский // Вестник первопоходника, № 25, С. 9), и даже 500 тыс. офицеров (Николаев К. Н. Первый Кубанский поход // Вестник первопоходника, № 29, С. 24; Зиновьев Г. Е. Армия и народ: Советская власть и офицерство. Пг., 1920, С. 12), но, либо в этом случае имеется в виду численность с военными чиновниками и врачами, либо это просто недоразумение. Примерно к таким же выводам приходит А. Зайцов; исходя из того, что на 1 мая 1917 г. в Действующей армии состояло налицо 136,6 и по списку 202,2 тыс. офицеров, следовательно, в тылу еще по крайней мере 37 тыс. (при том же соотношении 1:50 солдат), плюс 13 тыс. в плену на август 1918 г. и 40, 5 тыс. раненых, контуженных и отравленных газами, он определяет минимальную численность офицеров в 200, а более реальную — в 250 тысяч (Зайцов А. А. 1918 год. Гельсингфорс, 1934, С. 183). Цифру 250 тыс. называет и Н. Н. Головин (Головин Н. Н. Российская контрреволюция. кн. 1. Ревель, 1937, С. 85). Эту же цифру принимает и А. Г. Кавтарадзе (Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты, С. 28), причем не включает сюда не вернувшихся к тому времени в строй (в т. ч. и пленных). В советской литературе приводятся цифры 240 (Спирин Л. М. В. И. Ленин и создание советских командных кадров // Военно-исторический журнал, 1965, № 4, С. 11) и 275–280 тысяч (Буравченков А. А. Офицерский корпус русской армии накануне Октябрьской революции // Интеллигенция и революция, XX век. М., 1985, С. 147).
8
На 1 января 1917 в ней было 145,9 офицеров и 48 тыс. военных чиновников, на 1 марта — 190,6 и 56,6, на 1 мая — 202,2 и 60,0, на 25 октября — 157,9 и 107,6 соответственно. Флот в январе 1917 г. насчитывал 5,2 тыс. офицеров, в конце года — примерно 6 тыс., к январю 1918 г. — 8,4 тыс. (См.: Спирин Л. М. В. И. Ленин и создание советских командных кадров; Гаврилов Л. М. О численности русской армии в период февральской революции // История СССР, 1964, № 2; Гаврилов Л. М., Кутузов В. В. Перепись русской армии 25.Х.1917 гг // История СССР, 1972, № 3; Доценко В. Д. Эхо минувшего // Н.
Будучи основной опорой российской государственности, этот слой встретил большевистский переворот, естественно, резко враждебно. Хотя в сопротивлении непосредственно участвовала лишь часть его, но среди тех, кто оказывал сопротивление установлению большевистской диктатуры в стране, представители служилого сословия (вместе с потенциальными его членами — учащейся молодежью) составляли до 80–90 %. [9] Судьбы представителей служилого слоя складывались различным образом (в значительной мере в зависимости от места проживания и семейного положения); можно выделить следующие группы:
9
Именно такой состав имела на первых порах Добровольческая армия и аналогичные ей формирования на других фронтах (из 3683 участников Первого Кубанского похода к этой категории относилось более 3 тыс., на Востоке осенью 1918 г. из 5261 штыков Среднесибирского корпуса офицерами были 2929 и т. д.).
1. погибшие в годы гражданской войны, в т. ч.
а) расстрелянные большевиками в ходе красного террора,
б) погибшие в составе белых армий,
в) мобилизованные большевиками и погибшие во время нахождения на советской службе;
2. эмигрировавшие, в т. ч.
а) с белыми армиями в 1919–1922 гг.,
б) самостоятельно, начиная с весны 1917 года;
3. оставшиеся в СССР, в т. ч.
а) расстрелянные непосредственно после гражданской войны,
б) расстрелянные в ходе репрессий 1928–1931 годов,
в) уцелевшие к середине 1930–х годов.
Систематического изучения судеб членов российского служилого слоя никогда не проводилось. Такое исследование предполагает составление базы данных на всех его представителей, живших к концу 1917 года. Проведение его, в принципе, вполне посильно (в настоящее время, например, составлена неполная база данных на лиц, служивших в офицерских и классных чинах в Императорской России, охватывающая свыше 500 тыс. чел.), но потребует обработки слишком большого круга весьма различных источников. Пока же даже приблизительный количественный анализ судеб представителей служилого сословия вызывает большие затруднения, поскольку только по некоторым из перечисленных выше групп имеются данные, позволяющие составить общее представление об их численности, а о доле остальных остается судить по «остаточному» принципу. Некоторым подспорьем является база данных на участников Белого движения в России (к настоящему времени около 130 тыс. чел.), позволяющая составить представление о доле погибших и эмигрировавших офицеров и чиновников. Ниже будет сделана попытка обобщить некоторые имеющиеся данные.
Служилое сословие стало, естественно, главным объектом красного террора. Наиболее массовые убийства (помимо регулярных расстрелов в Москве, Петрограде и губернских городах) имели место в начале 1918 года в Крыму (не менее 3 тыс. чел.), в Одессе, Донской области и в Киеве (около 5 тыс. чел., главным образом офицеров). [10] Анализ списков расстрелянных в 1918–1919 годы в различных городах свидетельствует, что его представители составляли огромное большинство жертв, не говоря уже о ставших жертвами толпы и самочинных расправ в конце 1917 — начале 1918 года. Встречаются сведения, что из 1,7–1,8 млн. жертв террора офицеры составили 54 тыс. (включая, очевидно, и расстрелянных сразу после гражданской войны), а представители умственного труда — до 370 тыс.; [11] есть основания полагать, что не менее трети их состояли на государственной службе.
10
По сведениям Украинского Красного Креста общее число жертв исчисляется в 5 тыс. чел., из коих большинство — до 3 тысяч, офицеров (Стефанович М. Л. Первые жертвы большевицкого массового террора (Киев — январь 1918 г.) // Часовой, № 502, С. 15–16). Называются также цифры в 2 тыс. (Мельгунов С. П. Красный террор в России. М., 1990, С. 46; Доклад Центрального Комитета Российского Красного Креста // Архив Русской Революции, Т. VI, С.340), около 5 тыс. (Матасов В. Д. Белое движение на Юге России. 1917–1920 годы. Монреаль, 1990, С. 59) и даже 6 тыс. погибших офицеров (Розеншильд-Паулин В. Участие в Белом Движении. Жизнь за рубежом. // Гоштовт Г. А. Кирасиры Его Величества в Великую войну. Т. 3. Париж, б.г., С. 131).
11
Мельгунов С. П. Красный террор в России. М., 1990, С. 87–88.
Наибольшее количество данных по годам гражданской войны имеется о военной части служилого сословия — офицерах и военных чиновниках. На судьбы этой части служилого слоя оказывал влияние целый ряд обстоятельств: нахождение в конце 1917 — начале 1918 года еще значительной их части на разложившемся фронте, а части в плену в Германии и Австрии. Большинство офицеров стремилось пробраться к своим семьям, чтобы хоть как-то обеспечить их существование. Семьи кадровых офицеров проживали в это время в абсолютном большинстве там, где располагались до войны их воинские части. Подавляющее большинство их стояло в губернских городах центральной России, находившихся под властью большевиков. (Это обстоятельство, кстати, послужило главной причиной, по которой большевики смогли впоследствии мобилизовать столь значительное число офицеров.) Практически все штабы и управления, равно как и разного рода военные организации, также располагались в столицах и крупнейших городах. Большинство интеллигенции, из которой в значительной части происходили офицеры военного времени, также проживало там. Поэтому естественно, что именно в них (и прежде всего в центах военных округов — Петрограде, Москве, Киеве, Казани, Тифлисе, Одессе, Омске, Иркутске, Ташкенте) скопилось наибольшее количество офицеров. Хотя цифры по конкретным городам называются разные, но порядок их примерно одинаков. В Москве насчитывалось до 50 тыс. офицеров; на конец октября называется также цифра около 55 тыс. и много незарегистрированных [12] — или 56 тыс., [13] в Киеве — 40 тыс., в Херсоне и Ростове — по 15, в Симферополе, Екатеринодаре, Минске — по 10 тыс. и т. д. [14] По другим данным, в Киеве было 19,5 тыс. офицеров, в Пскове 10, в Ростове 9,5 тыс. [15] По третьим — в Киеве 35–40 тыс., в Херсоне — 12, Харькове — 10, Симферополе — 9, Минске — 8, Ростове около 16 тыс. [16]
12
Нестерович-Берг М. А. В борьбе с большевиками. Воспоминания. Париж, 1931, С. 39.
13
Мамонтов С. Походы и кони. Париж, 1981, С. 53.
14
Николаев К. Н. Первый Кубанский поход // Вестник первопоходника, № 29, С. 24.
15
Еленевский А. Перечисление войсковых частей Поволжья и Сибири в 1918–1919 годах // Военная Быль, № 89, С. 38.
16
Поляков И. Донские казаки в борьбе с большевиками // Вестник первопоходника, № 6, С. 26; Число офицеров в Киеве определялось также в 30 тыс. чел. (Доклад начальнику операционного отделения германского восточного фронта о положении дел на Украине в марте 1918 года // Архив Русской Революции, Т. I, С. 291.).