Статьи

Протоиерей Александр Дмитриевич

Подлинное Православие оставалось жить в быту. Никому до собора 1917 г. не приходило в голову, что богослужение само по себе (литургия или всенощное бдение) может быть источником богословия, — настолько ум привык искать его лишь в учебниках. Но надо отдать справедливость поколению Бенефактовых и Туберозовых, над которым теперь подсмеиваются, — если бы его представители, увлекаясь «модным» богословием, забыли то, что хранилось их предками, может быть, до нас бы и не дошло все ценное, что мы имеем сейчас. Ибо, несмотря на западные влияния, это поколение сохранило для нас — через быт и богослужение — нечто исконно православное, что легло в основу нашего школьного богословия, пусть и облеченного в то время в латинские одежды.

Помимо латинских каналов, по которым к нам проникало школьное богословие, была еще вторая струя школьного богословия, которую можно назвать богословием светским. Постепенное выделение священства в особую касту было естественным следствием

распределения по сословиям всего русского населения (факта, скрепленного даже государственным законом). Единство культуры и Церкви, которое существовало на Московской Руси, нарушилось. Русская культура после пресловутого окна в Европу, прорубленного Петром, была поставлена на другие рельсы. От Церкви же оставалась скорее ее бытовая сторона, и никто не связывал с ней какой–либо культурной проблематики. В середине XIX в. в связи с философским пробуждением в Германии, под влиянием Фихте, Гегеля, Шеллинга в России тоже начинается пробуждение философских интересов. В 40–х годах не Саровская пустынь привлекает русскую интеллигенцию и является для нее духовным центром, а Берлинский университет, где кафедру философии занимают представители идеалистического направления в немецкой философии. Сами проблемы идеалистической философии ставятся так, что рождают вопросы историософского характера: о смысле исторического процесса, о задачах отдельных стран и народов (см. Чижевский «Гегель в России»). И молодые русские студенты, окружавшие кафедры немецких профессоров, начинают задумываться над судьбами России и ее загадкой. Появляются славянофилы и западники, старавшиеся, каждый по–своему, дать ответы на вопросы, волновавшие современные русские умы. Славянофилы (А.С.Хомяков и др.) считали, что судьба России неотделима от Православия; западники (В.Г.Белинский и пр.) думали, что судьба России должна быть слита с судьбами западных стран. Так германская философия совсем по–новому оплодотворяла русскую мысль. Этим путем прошли сначала старшие, а потом и младшие славянофилы. Русская интеллигенция стала интересоваться Церковью, и, начиная с А.С.Хомякова, у нас появляется светское богословие (Владимир Соловьев и уже в наши дни — Н.Бердяев, о. С.Булгаков). Таким образом, любящие противопоставлять А.С.Хомякова и др. «гнилому Западу», неправы, ибо они забывают, что само славянофильство выросло из западной философии.

Одним из волнующих фактов, происшедших на наших глазах, явилась встреча путей, бывших столь долго разъединенными: пути Церкви и пути культуры. Произошло это в апокалиптические годы русской революции, и в наши дни мы видим сочетание священства и профессуры в одном лице (например, о. В.Зеньковский), как некий символ участия русских культурных сил в жизни Церкви.

Богословие не является чем–то раз и навсегда готовым и очерченным, как бы упавшим с неба. Оно есть продукт непрерывного творческого процесса, который можно охарактеризовать как «творимая современность». Богословие всегда будет зависеть как от наших духовных потребностей, так и от степени слияния его с православной Церковью и проникновения той Истиной, которую Церковь с собой несет.

Протоиерей Александр Шмеман. Введение в богословие.

Курс лекций по догматическому богословию 1949–1950 гг.

Православный Свято–Сергиевский Богословский Институт в Париже.

Дети и Церковь

Как правило, детям нравится ходить в Церковь, и это инстинктивное влечение и интерес к церковному богослужению должны быть тем фундаментом, на котором строится наше религиозное образование. Когда родители беспокоятся, что дети не смогут выстоять всю службу и жалеют их, они подсознательно выражают чувства не своих детей, а свои собственные. Дети намного легче, чем взрослые, проникают в мир обрядового, литургического символизма. Они чувствуют и понимают атмосферу церковного богослужения. Опыт святости, чувство встречи с Тем, Кто над повседневной жизнью, mysterium tremendum (священный трепет), который лежит в основе всех религий и является центром нашего богослужения, более понятны детям, чем нам. «Будьте как дети», — эти слова обращены к восприимчивости, непредубежденности, естественности, которые мы теряем, вырастая из детства. Как много людей отдают свою жизнь служению Богу и посвящают себя Церкви, потому что из своего детства вынесли они любовь к дому молитвы и радость литургического общения! Поэтому первая обязанность родителей и воспитателей — «пустить детей и не препятствовать им» (Мф. 19: 14) приходить в Церковь. Прежде всего, в Церкви дети должны слышать слово Божие. Находясь в школьном классе, это слово трудно понять, оно остается абстрактным, но в церкви оно «в своей стихии». В детстве у нас есть возможность понимать, не умом, но всем существом, что нет большей радости на земле, чем быть в Церкви, принимать участие в церковных богослужениях, вдыхать благоухание Царства Небесного, которое «мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14: 17).

Посещение Церкви должно с первых дней дополняться домашней атмосферой,

которая предваряет и продолжает внутреннее настроение Церкви. Например, воскресное утро. Как ребенок сможет почувствовать святость этого утра и того, что он увидит в Церкви, если дом наполнен шумом радио или телевидения, родители курят и читают газеты и царствует общая профанирующая атмосфера? Идти в Церковь нужно с чувством собранности, спокойно и очень серьезно. Свет лампад перед иконами, чтение Евангелия, чистая и свежая одежда, празднично убранные комнаты — так часто родители не соблюдают этих необходимых форм религиозного понимания ребенка, которые оставят такой след, что его потом не изгладят любые бедствия. Накануне вечером и в воскресные дни, а также в дни церковных праздников, на протяжении Великого Поста, в те дни, когда мы готовимся к Исповеди и Причастию, дом должен напоминать Церковь, должен быть освещен светом, который мы приносим с собой с богослужения.

И еще давайте поговорим о школе. Для меня кажется само собой разумеющимся, что проведение так называемой «Воскресной школы» в дни Божественной Литургии находится в глубоком противоречии с духом Православия. Воскресная Литургия — это радостное собрание церковной общины, и ребенок должен знать и чувствовать это задолго до того, как он постигнет глубинный смысл этого собрания. Мне кажется, что воскресенье — не лучший день для занятий в церковной школе. Воскресенье — это, прежде всего, литургический день, поэтому он должен быть связан в первую очередь с Церковью, с Литургией. Намного лучше будет провести занятия в субботу перед Всенощной или Вечерней. Тот аргумент, что родители не могут приводить детей в церковь два раза в неделю, просто свидетельствует о лености и греховной небрежности по отношению к тому, что так важно нашим детям. Субботний вечер — это начало воскресенья, и он должен быть литургически освящен, как и воскресное утро. Ведь поэтому во всех православных церквях во всем мире Вечерня и Всенощная служатся вечером накануне праздников и воскресенья. И нет причин, по которым мы не сможем устроить нашу церковную жизнь по тому же укладу: школа — Вечерня — Литургия, когда школа будет для детей необходимой подготовкой и введением в День Господень, Его Воскресение.

Пер. с английского Наталии Безбородовой

notes

Примечания

1

Все иное. — Прим. пер.

2

А оно нигде так наглядно не проявляется, как в классическом аргументе живущих по старому календарю: 25 декабря мы вполне можем отмечать секуляризованное западное Рождество — собираться за праздничным столом под елкой, дарить подарки, а 7 января у нас будет наше, настоящее, церковное Рождество. Приверженцы такого взгляда, конечно, не понимают, что если бы ранняя Церковь могла разделить такое понимание ее отношения к миру, она никогда не установила бы праздник Рождества, целью которого было заменить, преобразовать и христианизировать существующий языческий праздник.

3

Более подробно об этом см. в приложении 2 к 4–му изданию книги о. Александра Шмемана «За жизнь мира» — «Таинство и символ«. — Прим. ред.

4

См.: Протопресвитер А. Шмеман «Введение в литургическое богословие» (Киев: «Пролог», 2003).

5

Здесь и далее под «leitourgia» подразумевается общественное служение Церкви в широком смысле. Говоря о богослужении, в том числе я о Божественной литургии, автор использует термин «liturgy».

6

Ср.: Nicolas Afanassiev (прот. Николай Афанасьев). Le Concile dans la theologie orthodoxe nisse // Irenikon. 35 (1952). P.316—339.

7

Евсевии. Церковная история, V, 16, 10.

8

Покровский А. И. Соборы первых трех веков. Сергиев Посад, 1914. С. 14.

9

См. мою статью «The Idea of Primacy in Orthodox theology» в кн. «The Primacy of Peter», L. The Faith Press, 1963. P. 30—56.

10

См. мою статью «Богословие и Евхаристия» // St. Vladimir's Theological Quarterly. Vol. 5. (1961). № 4. P. 10f. — Примеч. автора.

11

Ibidem. P. 14.

12