Статский советник по делам обольщения
Шрифт:
– Но если убийца был одним из гостей и отозвал Риттера для конфиденциальной беседы в ту комнату… – начал Ломов.
– Тогда это просто нелепо, – решительно заявила Амалия. – Конечно, я понимаю, что все взоры были прикованы к Лине Кассини, но ведь чудес не бывает, и рано или поздно кто-нибудь вспомнит, как сидевший рядом гость отлучился неизвестно куда, да так и не вернулся. И я не понимаю, почему Риттер дал себя провести… Почему яд оказался в его бокале, а он этого даже не заметил. – Она нахмурилась, покусывая нижнюю губу. – Это преступление или провокация, называйте его как хотите, не согласуется с характером жертвы. Либо мы чего-то не знаем, либо… Либо все
– Вы хотите сказать, – хмуро промолвил Ломов, – что Риттер мог стать случайной жертвой, а яд предназначался кому-то другому?
– Что-то тут не так, – упрямо повторила Амалия, – головоломка никак не складывается… – Она сморщилась. – Ладно. Давайте пока оставим убийство в покое и займемся тем, что произошло утром. Что именно вам известно о поджоге, Сергей Васильевич?
– Утром некий юноша в черном пальто, в шапке и с физиономией, замотанной шарфом до самого носа, вошел в дом, где жил Риттер, и писклявым голосом спросил у швейцара, на каком этаже живет доктор Широков.
Амалия удовлетворенно кивнула.
– Знакомый метод… Само собой, никакой доктор его не интересовал, интересовала лишь квартира Риттера. Продолжайте…
– Швейцару юноша показался странным, но мало ли что – вдруг человек простудился, и оттого голос у него такой тонкий… Одним словом, юноша поднялся по лестнице и пропал, а через несколько минут квартира Риттера загорелась. Когда приехали пожарные, было уже слишком поздно.
– Слуги?
– Слуга Пауль был вызван к фон Лиденхофу. По поводу распоряжений насчет похорон, насколько мне известно. Так что в квартире никого не было.
– Ясно, продолжайте… Нет, прежде ответьте еще на один вопрос. Сначала загорелось у дверей квартиры, то есть поджог был снаружи, или все же внутри?
– Внутри.
– То есть у поджигателя был ключ?
– М-м… Боюсь, на этот вопрос вам сможет ответить только фон Лиденхоф. В конце концов, есть же такая вещь, как отмычки.
– Стало быть, поджигатель – или поджигательница, если принять версию о переодетой женщине, – проник в квартиру с помощью ключа или отмычек, устроил пожар, при этом, возможно, похитил какие-то бумаги и скрылся, не оставив следов. Я правильно понимаю?
– Да, сударыня.
– Дело усложняется, – проворчала Амалия. – Если речь идет о провокации, то для чего пожар? С лихвой хватило бы и одного убийства… – Она нахмурилась. – Скажите, а Риттер, часом, не занимался шантажом?
– Во славу своей страны он мог заниматься чем угодно, – буркнул Ломов.
– Разумеется. Но не мог ли он… Скажем так, перегнуть палку? Нередки случаи, когда человек хочет добиться одного, а в результате получает совсем другое…
– То есть, по-вашему, Михаэль Риттер, этот хладнокровный сукин сын, который всегда все просчитывал наперед, мог ошибиться, да так, что это стоило ему жизни?
– Я исхожу из того, что он был убит при обстоятельствах, при которых хороший агент никогда не позволит себя убить, – сухо произнесла Амалия. – Любого можно застать врасплох, любому могут выстрелить в спину, когда человек этого не ожидает, но быть отравленным на званом вечере… Яд в шампанском! Воля ваша, Сергей Васильевич, но это уже чересчур… У Риттера имелось бы хоть какое-то оправдание, если бы он был пьян и не владел собой, но я же помню его… Он вовсе не был пьян и, как обычно, пил очень умеренно.
– Однако яд совершенно точно был в шампанском, – буркнул Ломов. – Вы правы, госпожа баронесса. Или Риттер – больший осел, чем я его считал, или… Или и на него нашелся более хитрый противник, чем он
– Но яд не мог оказаться в бокале сам по себе, – настаивала Амалия. – Его туда подбросили, но кто? Когда? И главное, почему Михаэль Риттер ничего не заметил? Допустим, вы берете бокал с подноса. Вы держите его в руке, но обычно шампанское берут, чтобы сразу выпить… Как в таких обстоятельствах туда вообще можно что-то подбросить?
– Если только жертва была убийце совершенно не важна, – буркнул Ломов.
– Что? – Амалия аж подскочила на месте.
– Провокация, госпожа баронесса, могла быть рассчитана на то, что во время вечера кто-то умрет, – терпеливо пояснил ее собеседник. – Не важно кто, важно лишь, чтобы была жертва. Понимаете, к чему я клоню?
– Но больше половины гостей на вечере были подданными России!
– Ну да, а теперь подумайте, какой бы это произвело эффект. Допустим, яд растворили в бокале, чтобы его просто выпил хоть кто-то – неважно кто. Умирает немец – виноваты русские; умирает русский – виноваты немцы, потому что князь таким наглым образом демонстрирует свое превосходство, и в любом случае отношения между нашими двумя странами стремительно ухудшаются. Если совсем повезет, то умрет князь, и тогда завтра же начнется война. Или Лина Кассини… Нет, в этом случае в газетах покричали бы пару дней, а потом все забыли бы о ее существовании. Кстати, если я прав, то отравленное шампанское могло попасть к любому из нас – ко мне или к вам, например, и тогда ситуация была бы ровно такой же, как и с Михаэлем Риттером, только не князь Гарденберг, а генерал Багратионов требовал бы расследования и возмездия. Но случилось так, что яд попал именно к Михаэлю Риттеру, и умер он не в большом зале у всех на виду, а в одной из дальних комнат. А Карл фон Лиденхоф, сообразив, что дело нечисто, не стал подчеркивать тот факт, что имело место убийство. Это, конечно, не большое утешение, потому что веревка все равно у нас на шее, и только от этого мерзавца зависит, когда именно он решит ее затянуть…
– Ваша версия очень любопытна, – сказала Амалия после недолгого молчания. – Но она не объясняет некоторые моменты. К примеру, она не объясняет бегство человека во фраке и пожар в квартире Риттера, устроенный переодетой женщиной.
– А они, возможно, вообще не имеют к провокации никакого отношения, – заметил Ломов. – Допустим, кто-то мирно беседует с Риттером, и вдруг тот падает и начинает корчиться в агонии. Собеседник просто струхнул и сбежал, чтобы не быть замешанным в дурно пахнущее дело. Ну а пожар… Риттер ведь был тот еще ходок. Какая-нибудь курица… Простите, госпожа баронесса… Словом, его бывшая любовница испугалась, что всплывут ее письма или что-нибудь подобное, и устроила пожар.
– И поэтому у нее был ключ? – быстро спросила Амалия.
– Что? Ах, вот вы о чем… Ну да, Риттер мог дать ей ключ, потому что они встречались.
– Ключ от квартиры, где среди прочего лежали и секретные документы? Сильно сомневаюсь, что он был настолько доверчив. Другое дело, если ключ вытащили у него из кармана, когда он умирал.
– Мы ничего не знаем о ключе, – возразил Ломов. – Это могли быть и отмычки. Вы же сами сказали, госпожа баронесса, что нам нужны факты, а не предположения. Пока мы можем только гадать, что там произошло на самом деле. Вы правы, Риттер попался как-то очень странно, и чем больше об этом думаешь, тем больше вопросов возникает. Лично я полагаю, что либо яд попал к нему случайно, либо его убил тот, кого он совершенно не опасался. Но как такое могло произойти, я, признаться, не очень хорошо представляю.