Статский советник по делам обольщения
Шрифт:
В том, что дело обстоит именно так, Сергей Васильевич даже не сомневался. От Ломова не укрылось выражение лица Лины Кассини, с каким она смотрела на министра: так смотрят на человека, который пытался вас провести, который пообещал вам картину Рафаэля, хотя давно уже намеревался подарить ее жене. Это было явное оскорбление, и итальянка вовсе не собиралась спускать его. Взор ее все чаще и чаще останавливался на Казимирчике, который прямо-таки царил на вечере. Несмотря на свои многочисленные обязанности, Статский советник по делам обольщения использовал каждую свободную минуту, чтобы сказать Лине какой-нибудь
И тут все рухнуло, потому что в зал не вошел, а почти вбежал Антон Филиппович Непомнящий, за которым несли огромную корзину цветов. Экстатически сверкая глазами, молодой недотепа кинулся к Лине, сто раз поцеловал ее ручки и стал срывающимся голосом нести всякий вздор о каком-то поезде, который почему-то опоздал, о том, что он торопился, чтобы увидеть ее, и о том, что слуги баронессы Корф не хотели его пускать.
Когда Амалия и Ломов, оценив всю тяжесть ситуации, обменялись взглядами, в них было написано одно и то же.
– Нет, ну что это такое… – жалобно промолвила баронесса Корф.
– Придушить мало подлеца! – сокрушенно вторил ей Сергей Васильевич.
– Мне пора возвращаться в отель, завтра с утра у меня концерт, я должна готовиться, – сказала Лина, высвобождая руки, которыми завладел Антон Филиппович. – Нет, не провожайте меня, господа, не стоит.
И по выражению ее лица, которое вновь стало замкнутым, как у статуи, Казимир понял, что все пропало и момент упущен.
Даже не понимая, что своим появлением он свел на нет все усилия своих коллег, Непомнящий стал настаивать на том, чтобы проводить Лину, потом ринулся вниз по лестнице, чтобы подать ей шубу, уронил ее муфту и едва не наступил на перчатки. Он суетился вокруг дивы, расточая комплименты и изо всех сил пытаясь быть ей полезным, и чем больше он старался, тем сильнее Лине хотелось оказаться как можно дальше от него и от этого дома. Таково свойство глупой любви, что ее бестолковые проявления унижают женщину в ее собственных глазах.
Когда Лина Кассини покинула особняк, Амалия не выдержала и колюче заметила Непомнящему:
– Я полагала, милостивый государь, что ваше задание в Москве потребует больше времени. Боюсь, мне придется довести до сведения Петра Петровича, что вы самым непростительным образом манкировали своими обязанностями.
– Ах, сударыня, – пылко отвечал Антон Филиппович, – что значит какая-то служба по сравнению с любовью? Я готов сей же час подать в отставку, лишь бы иметь возможность быть с госпожой Кассини…
– Возможно, никакая отставка вам не понадобится, – сказал Ломов каким-то странным тоном.
– Отчего же? – удивился молодой человек.
– Мертвецам отставка вообще ни к чему, – зловеще ответил Сергей Васильевич, играя желваками.
Антон Филиппович с изумлением повернулся к баронессе Корф, словно собираясь спросить у нее объяснений, но
– Сергей Васильевич!.. – тихо вскрикнула баронесса Корф.
– Дело куда сложнее, чем вы думаете, сударыня, – быстро сказал Ломов. – По лестнице спускаются гости, я слышу их шаги. Куда мне затащить его, чтобы мы могли потолковать с ним по душам?
Амалия тотчас же приняла решение. Конечно, она могла счесть, что Сергей Васильевич просто сошел с ума, раз отважился на столь вопиющие действия в ее доме, но она в известной степени доверяла своему коллеге и к тому же полагала, что из всех присутствующих он, пожалуй, сойдет с ума самым последним.
– Следуйте за мной, – шепнула она Ломову. – Тут поблизости есть старая комната прислуги, которая больше не используется. Ручаюсь, нас там никто не побеспокоит.
Она двинулась вперед, указывая путь, а Сергей Васильевич, взвалив на плечо бесчувственное тело коллеги с такой легкостью, словно оно ничего не весило, последовал за нею.
– Ах, какой замечательный был вечер! – сказала мужу генеральша, спускавшаяся по лестнице. – И я выиграла в лотерею очаровательный веер! Все-таки надо отдать баронессе Корф должное: она умеет принимать гостей, хоть сама и безнравственная женщина…
Генерал вспомнил золотистые глаза хозяйки дома, которая, как назло, именно в этот момент куда-то запропастилась, вздохнул и подкрутил усы.
Глава семнадцатая, в которой происходит сеанс разоблачения, после чего все запутывается еще сильнее
В жизни секретного агента могут случиться разные неприятности. Его могут, к примеру, отравить, заколоть, застрелить, предать, подставить или посадить в тюрьму. Одним словом, агент не застрахован ни от каких несчастий, – и все же надо быть дьявольски невезучим, чтобы твой собственный коллега сцапал тебя в доме другого коллеги, после чего уволок в пустующую комнату, как какое-нибудь бревно.
Без особых церемоний Ломов кинул тело Антона Филипповича на пол, после чего принялся со знанием дела обшаривать его карманы. Баронесса Корф стала у двери, которую затворила за собой, и первое, что Непомнящий увидел, придя в себя, был ее задумчивый золотистый взор. Именно не безжалостный, не свирепый, даже не укоряющий – и все же от задумчивости, которая читалась в нем, Антону Филипповичу сделалось совсем не по себе. Он понял, что погиб, и погиб окончательно.
– Убить тебя мало, – объявил Сергей Васильевич, злобно шевеля усами. – Откуда у тебя в кармане сто пятьдесят рублей?
– Это мое жалованье! Я протестую…
Ломов сжал кулак, и Непомнящий съежился и не закончил фразу.
– От кого жалованье, подлец? От англичан?
– Госпожа баронесса! – отчаянно вскричал Непомнящий. – Вы не можете позволить, чтобы меня допрашивали вот так…
– Отчего же не могу? – задушевно ответила Амалия, и интонации ее голоса в этот момент до странности напоминали Казимирчика. – Могу.
– Я тетеньке пожалуюсь! – простонал Антон Филиппович, предпринимая безуспешную попытку отползти от страшного Ломова подальше. – Вы не имеете права…