Статуэтка. Чётки бессмертия

Соболев Михаил

– Можешь пока идти, – приказывает Диана, раскладывает на столе инструменты для допроса. Никакого садизма в виде клещей и кусачек. Шприц и ампулы.

– Очнулась, ищейка? – спрашивает пришедшую в сознание Журналистку. – Давно меня ищешь, Аня?

– Да, Диана, давно. Полгода, наверное.

– Сама или как?

– Или как…

– Значит, по-хорошему рассказать не хочешь, да? – как бы на всякий случай уточняет Диана, собирая волосы на голове, делая хвостик.

– Как меня нашла? – спрашивает Журналистка.

– Ты везде оставила свои контакты, –

пожимает плечами Объект поиска. – Я заплатила, чтобы тебе сказали, что здесь живу. Зачем искала?

– Профессора ищу, – улыбается. – Или думаешь, что он только с тобой роман крутил и детишек стругал. Кстати, как дети переносят тайский климат?

– Нормально, – холодно улыбается Диана. – Врать ты мастачка, сразу поняла. Чтобы не затягивать время, вколю пару уколов. Чтобы не врала.

– Ау, ой, – пищит жертва, когда в вену входит игла с химией, подавляющей силу воли. Во вторую вену шприц выдавливает галлюциноген. Диана заклеивает рот жертве скотчем. Засекает время. Приносит видеокамеру. Тряпку и ведро. Усаживается в кресло.

Через несколько минут, когда препараты начинают действовать, Диана включает камеру, срывает скотч, задаёт неудобные вопросы.

Журналистка рассказывает всё, что знала, и даже больше. В воспалённом галлюциногенами мозгу царит ангел, задающий вопросы. Она не может ему не ответить.

Рассказывает про поисковую группу, про Заказчика, про методы и способы, пароли и явки. Как пытала, мучила коллег, какие показания дал Объект-двойник. Как её насиловали в детстве. Как использовала тело, чтобы добиться нужных результатов.

По мере того, как «сыворотка правды» теряет силу, голос жертвы становится тише, пока совсем не затихает. Журналистка обессиленно засыпает.

Диана встаёт из мягкого кресла, выключает камеру, набирает номер на сотовом.

– Зайди, – короткий приказ. Через несколько минут в подвал спускается таец, приведший Журналистку прямо в капкан.

– Сейчас ночь, – тихо говорит дочь Жреца. – Отвези её в публичный дом. Скажешь хозяину давать ей каждый день эти два препарата. Заставлять выпить или колоть. Через три дня – вернуть в гостиницу.

– Зачем? Почему жестока с ней? – удивляется обычно невозмутимый таец. – Ты же добрая.

– Она собиралась пытать детей, чтобы узнать, где прячутся друзья! – свистящим шепотом произносит Диана. – Моих детей! Собиралась ломать им хрупкие пальчики! Собиралась раздирать мою плоть щипцами! Лишь бы узнать! Чтобы заработать гонорар! И ты говоришь о жестокости?!

– Прости, не знал, – кланяется таец. – Дети – это святое. Прослежу, чтобы всё исполнили.

Через несколько часов связанную Журналистку привозят в один из тайных борделей, для особой публики. Раздевают, привязывают к кровати, заставляют выпить галлюциноген и возбудитель. Дальше начинается ад на земле. Каждые полчаса к ней приходит новый клиент и насилует. Обостренная чувственность от возбудителей причиняет связанной жертве невыносимо сладостную боль. Сначала девушка кричит, потом стонет, позже только хрипит. Галлюциноген искажает восприятие. Ей кажется, что её насилуют

рогатые и чешуйчатые грубые монстры.

Каждые полчаса – новый голодный сексуальный партнер. Узнав, что есть возможность полакомиться белой женщиной, очередь выстраивается на несколько дней вперед. Молодое тело не может выдержать тройной удар: по телу, нервам и мозгам. Пелена непрерывной сладостной боли через сутки ставит рассудок на грань возможного. На вторые сутки непрерывного насилия Журналистка сходит с ума.

Когда дергающееся тело тайно доставляют ночью к гостинице, девушка полностью теряет связь с реальным миром. Мозг не выдерживает, наглухо блокирует остатки сознания от боли, проникающей в глубину нервных окончаний. Лежа на лавочке возле отеля, Аня вздрагивает от каждого шороха и звука, но не может кричать.

Когда её находят утром, сначала вызывают полицию, потом психиатров. Те с трудом скручивают взбесившуюся девушку, увозят в психбольницу. Там вкалывают убойную дозу успокоительного. Журналистка проваливается в черную темноту, навстречу миллиардам звезд. Впервые засыпает. Сквозь сон вздрагивает от звуков за стенкой.

* * *

– С Аней беда! Она пропала! – кричит Джига Аналитику, по телефону.

– Почему ты так решил?

– Неделю не выходит на связь.

– Ну и что? Несколько месяцев путешествует, отчётностью не блещет, – парирует собеседник.

– Говорю, с ней беда! – орёт Джига. – В Интернете её фото! Она в психушке!

– Где?

– В психушке! В Бангкоке! – лает в трубку Хакер. Аналитик с неудовольствием отмечает, что подчиненный на него орет.

– Встречаемся в офисе, – цедит Ловец.

В офисе поговорить не получается. Встречает растревоженный, как улей, многоэтажный дом, в котором вспыхнул пожар. Эпицентр пожара – их офис.

В толпе зевак Аналитик видит голову Хакера, вызванивает по телефону.

– Что удалось узнать? – спрашивает у помощника, сидя в кафе недалеко от бывшего офиса.

– Если верить репортерам, пожар вспыхнул около четырех утра. Очаг возгорания – наша рабочая комната. Полыхало, как будто канистры с бензином стояли. Пожарным пришлось эвакуировать жильцов среди ночи.

– Когда уходил, всё выключил?

– Шеф, обижаешь, – сопит Хакер. – У нас же система автоматического отключения, если скачки напряжения. Наш заказчик специально установил правила.

– Значит, короткое замыкание исключается.

– Конечно. Всё выгорело еще до приезда пожарных. Подчистую.

– Думаешь, поджог?

– Однозначно.

– Думаешь, пожар и новость о Журналистке совпадение?

– Нет. Не знаю… – смущается Джига. – Хочу кое-что показать. Поехали ко мне. Это важно.

Через час заходят в холостяцкую берлогу Хакера.

– Не обращай внимания на мусор, – бормочет компьютерщик, переобувшись, идёт к компьютеру.

Аналитик с удивлением и неприятным чувством самца рассматривает фотографии Журналистки, развешанные по комнате.

– Что за хрень? Ты – маньяк? – спрашивает, показывая пальцами на фотки.