Ставка больше, чем жизнь

Збых Анджей

Майор Брох был уже слегка пьян. Он с шумом, бесцеремонно ввалился в комнату, с удовлетворением посмотрел на батарею бутылок на столе и поставил рядом с ними еще одну — пузатую, темно-зеленую, с серебристой фольгой.

— Шампанское! Чудесно! — воскликнул Клос.

— О бокалах тоже не забыл. Это мой новогодний сюрприз. Но для тебя, Ганс, я приготовил еще кое-что… Дорогой друг, официально это будет через пару дней, но сейчас под большим секретом могу тебе сообщить… — Он с таинственным видом показал подписанный шефом главного управления абвера приказ о повышении Клоса в чине. — Поздравляю… Капитан Клос!

«Все-таки повысили меня в чине, — подумал Клос. — Видимо, за варшавскую операцию».

Если бы руководство абвера знало, что он «раскрыл» тогда как грозных врагов рейха самых верных, преданных фюреру и жестоких палачей. Если бы знало… Если бы знало, что несколько часов назад он передал важную информацию польским партизанам и что по разработанным им планам пошел под откос не один воинский эшелон гитлеровцев… Уже четыре года он находится среди врагов. И они принимают его за своего. Этих фанатичных гитлеровцев, которые вершат свои дела в абвере или гестапо, он обводил вокруг пальца, обманывал, выявлял и делал из них предателей рейха. А они, не подозревая этого, награждают орденами и повышают в чине и должности его, их смертельного врага. Вспомнилось ему несколько эпизодов из прошедших четырех лет. Промелькнули мысли о действиях и обстановке, которые казались тогда безвыходными, грозившими поражением, провалом, смертью. Когда он, приступив к этой нечеловечески сложной работе, впервые увидел себя в зеркале в мундире немецкого лейтенанта, то подумал, что было бы хорошо, если бы ему удалось продлить этот маскарад хотя бы в течение года. Через два года, когда он был уже в звании обер-лейтенанта, его подобные опасения не волновали. Находясь в логове врага, чувствуя на каждом шагу опасность провокации, раскрытия и провала, он был, казалось, необычайно везучим, счастливым, но это могло внезапно кончиться, и тогда его ожидало самое худшее.

А теперь Брох, тот самый Брох, который прошел войну, был дважды ранен, участвовал во многих военных кампаниях и дослужился только до майора, приносит приказ командования о производстве его, Клоса, в чин капитана.

— Ты не рад, Ганс? В твои годы… Мне уже сорок семь лет, а я только майор. Я не завидую, поверь, я от всей души поздравляю тебя, ты уже давно заслужил повышение.

— Всем известно, господин майор, что вы — блестящий офицер вермахта.

— Конечно, — Брох сделал кислую мину. — Всем это известно, даже всему миру. — Наклонясь к Клосу, он докончил шепотом: — Еще в декабре тридцать девятого года я говорил, что думаю о плане нападения на Россию, о безумстве фюрера страдающего манией величия и мирового господства. Теперь всем ясно, что я был прав, большевики уже у Вислы, через месяц будут на Одере, а через два месяца… Будем смотреть правде в глаза, капитан Клос. Эта война проиграна, русские не отступят, потребуют полной капитуляции. Они вскоре будут в Берлине. А потом что?

— Господин майор, — спокойно ответил Клос, — я очень уважаю вас и думаю, что здесь нет более доброжелательного человека, чем вы. Но прошу вас понять: я служу в абвере и не хочу, чтобы напоминал мне об этом мой друг, человек, которого я уважаю и ценю.

— Дорогой Клос, — задумчиво произнес Брох, — я люблю Германию и предвижу, что будет вскоре.

— Не стоит впадать в пессимизм. — Клос постарался придать своему голосу теплое и доверительное звучание. В эту минуту он хотел, чтобы Брох считал его идиотом или трусом, лишь бы только не сообщником во взглядах, проявление которых расценивалось как предательство. — К счастью, у нас достаточно вина, господин майор, чтобы забыть об этих грустных мыслях, возникших под воздействием минутной слабости. — Клос чувствовал: все, что он говорит, может вызвать только отвращение и омерзение.

Этот человек разочарован, потерял веру в величие Германии и наверняка

уже стал врагом нацизма. Однако он, Клос, не может протянуть ему руку дружбы, оказать полное доверие. Наоборот, Клос должен создать ситуацию, в которой Брох будет слабее. Легкомысленная искренность не забывается. Брох должен об этом помнить, в будущем, может, он будет осторожнее, а в непредвиденной ситуации, если Клос в ней окажется и его судьба будет зависеть от Броха, он промолчит. Благодаря этому Клос сможет и дальше выполнять свою трудную миссию агента «J-23» в ненавистном немецком мундире. Клос не мог позволить себе искренней дружбы даже с человеком, который заслужил эту дружбу и доверие, ибо это могло угрожать самому главному — выполнению задания и его безопасности.

Майора Броха он действительно уважал и стремился как-то скрасить горечь от этой предновогодней беседы.

— Мои девушки уже должны сейчас прийти, — весело сказал он.

— Будут женщины? — Брох, как тонущий, ухватился за спасательный круг, явно довольный сменой темы разговора.

— Это мой новогодний сюрприз, господин майор. Вообразите, неожиданно объявилась здесь моя кузина. Мы не виделись восемь лет, я даже волнуюсь.

— Не стоит! — успокаивал его Брох. — Она хорошенькая?

— Пытаюсь представить себе, как она теперь выглядит, — ответил Клос и, заметив удивление Броха, добавил: — Ей было тогда тринадцать лет. Боюсь, не узнаю ее.

В этот момент кто-то постучал в дверь. Клоса неожиданно осенила игривая мысль. Он, как мальчишка, намеревающийся сотворить веселую шутку, приложил палец к губам и спрятался за портьерой. Броху понравилась эта затея. Жестом показав Клосу, чтобы он поглубже спрятался, майор сам открыл дверь.

— Прошу, прошу, входите, располагайтесь как дома, дорогие девушки, — пригласил он. — Ганс сейчас вернется.

Когда через неплотно задернутую портьеру Клос увидел стоявшую к нему спиной светловолосую девушку и хотел уже выйти из укрытия, показалась другая — тоже блондинка. «Которая же из них?» — мелькнуло в голове Клоса.

— Эдит! — воскликнул он, неожиданно выходя из-за портьеры.

Одна из девушек резко повернулась.

— Ганс?! — Голос ее прозвучал неуверенно.

Клос с трудом ослабил мускулы на лице и усмехнулся, опасаясь, что она не поверит этой улыбке.

— Столько прошло времени, и вдруг такая встреча, — произнес он. — Не узнаешь?

— Да, господин обер-лейтенант очень изменился, — прощебетала Грета.

— Это Грета, о которой я говорила тебе, — сказала Эдит. — Прошу познакомиться. Она давно об этом мечтала.

— А откуда фрейлейн Грете известно, что я очень изменился? — спокойно спросил Клос.

— Видела вашу фотографию.

— Фотографию? Какую фотографию? Где? — Клос был насторожен, хотя улыбка не сходила с его лица. «Провокация? — подумал он. — Видимо, Бартек был прав, когда предупреждал меня. Что им известно?»

— Ганс, ты уже забыл? — огорчилась Эдит. — Это та фотография, которую ты подарил мне еще в тридцать восьмом году…

— Возможно, Эдит. Сколько лет прошло… — проговорил он, лихорадочно стараясь припомнить себе, говорил ли тот немец, настоящий Ганс Клос, об этой фотографии. Кажется, говорил… Это было перед окончанием лицея, когда он собирался на каникулы. В то время он встречался и с дядей Хельмутом…

Эти размышления не мешали Клосу быть гостеприимным и любезным с девушками, которые с удивлением смотрели на богато накрытый стол. Он хотел, чтобы Брох как можно быстрее занялся Гретой и они ушли из комнаты. Ему казалось, что если он останется наедине с Эдит, то ему удастся убедить ее в том, что она действительно разговаривает с Гансом Клосом, наперсником ее детских забав, героем юношеского романа.