Ставка на бандитов
Шрифт:
А Окатыш палил и палил, пока не выпустил всю обойму до последнего патрона.
Отсчитав количество выстрелов, Паша несмело поднялся и осторожно приблизился к «ниссану». Наведя пистолет на боковое стекло водительского окна, он зло процедил сквозь зубы:
— Вылезай, паскуда.
В ответ раздался глухой щелчок холостого выстрела, а затем показалось бледное, перекошенное от страха лицо Окатыша. Чуть не плача, он смотрел на наведенный на него вороненый ствол.
— Паша, не убивай, — заканючил он, вылезая из задней двери, — я не виноват… это не я… это так случайно получилось…
— Давай,
Скрипя зубами, здоровяк отвел пистолет в сторону и, не замахиваясь, нанес беглецу сокрушительный удар кулаком по голове.
Окатыш, к тому времени почти поднявшийся на ноги, рухнул под тяжестью обрушившегося на него удара как подкошенный.
Паша, теряя самоконтроль, стал избивать жертву ногами, нанося беспорядочные удары не целясь, куда придется.
Окатыш, надсадно хрипя, принялся кататься по земле как перекати-поле. С другой стороны на него навалился помощник гориллы.
Русик с Вовочкой остались с тем типом, которого Окатыш отправил в нокаут в здании аэропорта, а еще один подручный тихо лежал на земле, в метре от перевертыша, — в его глазах навсегда застыло умиротворенное выражение.
Выбившись из сил, экзекуторы остановились, пытаясь перевести дыхание и глядя на потерявшую сознание жертву. Затем Паша произнес:
— Давай грузить его в машину.
—..?
— Отвезем к Дюку.
— А он? — Приятель указал на распластавшегося на земле покойника.
— Ему мы уже ничем помочь не сможем, — грустно протянул гигант, — пусть менты с ним занимаются. Давай, пошевеливайся, а то сейчас мусора наедут, лохи наверняка заявили о перестрелке.
Подняв бессознательное тело Окатыша, парни донесли его до машины и погрузили в багажник, как мешок с гнилой картошкой.
«БМВ» сорвался с места, оставляя позади себя густое облако пыли.
Не доезжая до поста ГАИ на Ленинградском шоссе, Паша свернул на Кольцевую и, вклинившись в плотный поток транспорта, устремился в сторону Рублевской трассы.
Нервничая и беспрестанно нажимая на клаксон, он пытался пробиться в образовавшейся пробке — неподалеку дорожное СМУ воздвигало разделительное ограждение, и, судя по всему, это было надолго.
— Вот суки, — в сердцах выругался гигант в адрес рабочих, — не могут ночью строить. Перекрыли все движение.
— Не суетись, — спокойно возразил сидящий рядом парень, — за нами никто не гонится, а к Дюку мы и так не опоздаем.
Понадобилось больше часа, чтобы красный автомобиль, проделав не такой уж длинный путь, въехал в ворота особняка…
Открыв багажник, громила одним рывком вытащил оттуда пришедшего в себя Окатыша. Лицо последнего походило на треснувший арбуз: нос свернут в сторону, под глазом набух огромный синяк, на пепельных небритых щеках запеклась кровь.
К приехавшим подошел хозяин дачи и, бросив брезгливый взгляд на жертву, спросил, обращаясь к своему помощнику:
— А где остальные?
— Эта паскуда застрелил Чилима и сломал нос Грише, — Паша ткнул пальцем в грудь Окатышу, — Русик с Вовочкой повезли того в больницу.
Взяв жертву за подбородок, Зеленцов сквозь
— Что же ты, петушара, сначала бросил друзей в беде, оставив их на растерзание легавым псам, а потом вообще в бега ломанулся? Думал, не поймаем? Ну рассказывай, как ты докатился до такой жизни?
Допрашиваемый уныло молчал. Если раньше у него еще теплилась призрачная надежда на спасение, то теперь он твердо знал, что его ждет.
— Что же ты, ублюдок, в своих начал шмалять, — продолжал Дюк, — поступил бы как настоящий мужчина, а не как блядь привокзальная, готовая подставить жопу под любого, лишь бы ей шкуру не попортили, взял бы и застрелился.
— Дюк, я не хотел, — жалобно запричитал Окатыш, — это случайно получилось…
— Стреляться не хотел? Или не хотел стрелять? — уточнил Зеленцов.
— Стрелять… — еле слышно прошептал предатель.
Обернувшись к своему подручному, хозяин особняка, поморщившись, сказал:
— Уберите от меня этого пидера.
— Куда?
— В подвал его, и мучить, мучить, пока не сдохнет, падла.
— Что с трупом делать? — деловито осведомился Паша, ибо до смерти Окатыша в лучшем случае оставалось несколько дней.
Дюк осклабился.
— Потом закопаете в лесу и вобьете осиновый кол в его паскудную грудь, чтобы такая тварь больше на свет не появлялась.
Подхватив Окатыша под мышки, Паша с «быком» поволокли того в сторону сарая, где был оборудован подвал, используемый как камера пыток. Жертва отчаянно, из последних сил сопротивлялась, но гигант одним ударом вышиб из него сознание и, перехватив поудобней обмякшее тело, понес к месту казни…
Пыточная представляла собой кубическое помещение, выстроенное из железобетона. В одну из стен была вмурована стальная цепь, оканчивающаяся металлическими кандалами. На песчаном полу стояли две алюминиевые миски, похожие на собачью посуду. Одна предназначалась для воды, а вторая — для отправления естественных нужд. В углу помещался небольшой слесарный верстак с прикрученными к нему тисками.
Заковав жертву в кандалы, гигант обратился к своему товарищу:
— Пойди принеси ведро воды, бейсбольную биту и инструмент.
Спутник здоровяка молча отправился выполнять приказ. Вернулся он минут через пять, держа в одной руке большое эмалированное ведро с водой, а в другой метровую палку с утолщением на конце и чемоданчик автомобильного инструмента.
Подхватив ведро, Паша вылил в лицо Окатыша почти все его содержимое. Тот открыл глаза и тупо уставился на присутствующих.
— Смотри, дешевка, — гигант разложил на полу всевозможные ключи и пассатижи, — это все для тебя. Для тебя стараемся, гнида, петушила додбаная. Сначала мы тебе сломаем пальцы, потом приведем в чувство, — принялся пояснять он назначение принесенного, — а затем начнем загонять под ногти иголки. В конце представления, коли ты, конечно, дотянешь до этого, мы зажмем твои яйца в тиски и начнем потихоньку закручивать. Дальше, я уверен, ничего не понадобится — так долго ты не протянешь. А если вдруг в тебе проснется зверская сила, я тебя успокою вот этой битой, — горилла покрутил в руках бейсбольный снаряд, как бы прикидывая его вес.