Ставка на бандитов
Шрифт:
— Ладно, пусть будет так.
Произошедший инцидент не остался без внимания отца, и он приказал Фомину прийти.
Когда Монах вошел в бытовку, Паук предложил ему присесть, разлил в кружки чифирь и спокойно произнес:
— Что-то в тебе не так, Валера. Не пойму что. Вроде бы ты правильно живешь и с людьми ладить умеешь, но откуда в тебе столько злобы?
Сын попытался что-то возразить отцу, однако тот его прервал:
— Подожди, не перебивай. Придет время, я дам тебе слово, а пока слушай. Понимаешь, дело даже не в Шарике. Дело в тебе. Посмотри, какая вокруг жизнь: «мусора» давят со всех сторон,
Монах слушал, не перебивая, а отец продолжал:
— А из лидера какой работник, чем ты его в узде держать будешь, бояться ему больше нечего — ниже все равно «опускать» некуда, а это значит, что псы легавые нас с тобой на делянку погонят. Начнется поножовщина и беспредел. И поверь мне, система человека все равно сильнее. Половину переломают, а кто при своем останется, тех по крыткам раскидают. Вот тебе и шалман.
Монах, поняв, что отец завершил объяснение, понурив голову, тихо пробормотал:
— Отец, я, конечно, понимаю, что ты прав, только сидит во мне какая-то падла и грызет изнутри. Я никого, кроме блатных, за людей не считаю.
— Молод ты еще, многое до тебя не доходит.
Но запомни мои слова: люди делятся не на блатных и «мужиков», а на порядочных и негодяев — ментов и лидеров я не считаю, они для меня птицы одного полета. Может быть, ты неправильно представляешь себе воровскую идею? Вор в законе — это не только знатный шулер, марвихер, щипач или медвежатник, это в первую очередь тонкий знаток человеческих душ, своего рода священник. Ясно, что зона — не институт благородных девиц, но все же нельзя опускаться до состояния скотов, будь терпимее к окружающим, но и не спускай серьезных обид. Это очень тонкая грань, а тебе она кажется широким трактом. Подумай об этом. Весь принцип воровской идеи строится на строгих понятиях, большинство которых ты уже уяснил, но главное — порядочность, честность и справедливость. В следующий раз, прежде чем что-то сделать, ответь для себя на три вопроса: порядочен ли я, честен ли, справедлив ли? И если на все эти вопросы будет один ответ — да, — тогда вперед…
Сейчас, сидя в удобном кресле скоростного авто и разглядывая броскую рекламу, в изобилии запрудившую Москву, Монах почувствовал себя «первоходом», который в первый раз переступил порог зоны.
Окружающая обстановка казалась ему новой и непонятной. На какой-то миг он даже растерялся, что случалось с ним крайне редко. Как жить дальше, что делать, найдется ли ему место под голубым небом свободы? Однако ответить на эти вопросы сможет только время, а ему остается лишь ждать, оставаясь самим собой.
Пока Монах предавался воспоминаниям, «мерс» выехал на Калининский проспект со стороны Бульварного кольца и двинулся по направлению к Кутузовскому.
Это были родные места, здесь прошло детство, но как все стало не похоже на ту коммунистическую столицу с ее призывными плакатами «Даешь!..», «Претворим
Наконец Фомин увидел родной дом, на котором пестрела вывеска с названием коммерческого магазина.
Плавно остановив машину, Музыкант произнес:
— Все, пахан, прибыли. Этаж и квартиру, надеюсь, не забыл?
— Разберемся, — отмахнулся Монах и неторопливой походкой направился к подъезду, вглядываясь в лица сидящих на лавочке старух, тщетно пытаясь узнать кого-нибудь из старых знакомых.
ГЛАВА 2
В просторном светлом кабинете, обставленном в соответствии с казенной административной строгостью, соответствующей большинству государственных учреждений бывшего Советского Союза, царила абсолютная тишина, изредка нарушаемая пронзительным скрипом старенького кресла и шелестом перекладываемых бумаг.
Виновником шума является хозяин — мужчина плотного телосложения с шевелюрой черных, как смоль, волос с легкой сединой на висках, лет около сорока, одетый в серый полосатый костюм, белоснежную рубашку и темно-коричневый галстук. На переносице — массивные очки в роговой оправе с толстыми линзами.
Под потолком, практически неподвижно, висели клубы сизого табачного дыма.
Слегка оперевшись ладонями о крышку стола, мужчина поднялся и медленно направился к окну, занавешенному дешевыми гардинами цвета недоспевшего абрикоса. Сразу стало заметно, что он не только грузен, но и высок, и широк в плечах.
Повозившись со шпингалетом, седоватый брюнет распахнул небольшую форточку. Вместе со свежим потоком воздуха в кабинет влетели звуки автомобильных клаксонов, шум моторов и многоголосие толпы прохожих, торопливо снующих по тротуарам Лубянки.
Засунув руки в карманы брюк, хозяин просторного кабинета со скучающим видом глазел на будничную суету. В этом положении его и застал почтительный стук в дверь, вслед за которым она приоткрылась и в проеме появилось лицо молоденькой секретарши.
— Олег Александрович, к вам майор Тимошин, — робко сообщила девушка.
— Пусть войдет, — бросил тот.
Через какой-то миг в кабинет вошел подтянутый мужчина, на вид немногим лет за тридцать, с зачесанными назад светлыми волосами.
— Разрешите, товарищ полковник? — спросил он, практически дойдя до середины комнаты.
— Входите, майор, — ответил Олег Александрович, усаживаясь за письменный стол и снимая при этом очки. — Что у вас?
Тимошин присел напротив полковника и положил перед ним серую папку из дешевого кожзаменителя с железной застежкой на боку.
— Здесь результаты предварительной проверки, а также рапорт службы наружного наблюдения, — майор слегка прихлопнул по лежащей на столе папке.
Водрузив очки на свое привычное место, хозяин кабинета аккуратно расстегнул застежку и углубился в чтение бумаг. Подчиненный не мешал ему, ожидая, пока тот все должным образом просмотрит.
Наконец полковник отодвинул от себя документы и в упор уставился на вновь пришедшего.
— Что вы можете добавить от себя?
— Честно говоря, я не верю в эту затею, но можно попробовать, — вздохнул Тимошин.