Ставка на проигрыш (с иллюстрациями)
Шрифт:
У магазина уже знакомый Антону и Славе Голубеву молодой железнодорожник с полустанка и рыжебородый старик устанавливали на подводе только что купленный холодильник. Около них крутился кривоногий Торчков и, похоже, невпопад давал советы. Когда старик Глухов, развернув лошадь, направился с покупкой к своему дому, Торчков растерянно огляделся. Видимо, заметив у дома Бирюковых гостей, решительно направился к ним. Улыбаясь, еще издали заговорил:
— Надо ж такому совпадению случиться! Утром в районном центре встречались, а к вечеру уже в Березовке видимся. Никак сродственников пожаловал проведать, Антон Игнатьич?
— Опять в сельмаге
— Что ты, Матвей Васильич! С сегодняшнего, кроме газировки, никакой бутылочной жидкости не пью. Хватит, покуражился…
— Все выигранные деньги успел просадить?
Сморщившись, Торчков щелкнул вставной челюстью, словно хотел проверить, на месте ли она, и небрежно отмахнулся:
— А куда мне деньги?.. Гроб ими обклеивать, когда загнусь? — Он примостился на краешек скамейки рядом с дедом Матвеем и, заглядывая Антону в глаза, с самым серьезным видом заговорил: — Деньги, Игнатьич, по моему убеждению, — натуральное зло. Когда они есть — и печенка ноет, и в голове гудит, и на работе неприятности. Другое дело, когда денег нет. Сейчас зашел в сельмаг к Броньке Паутовой, выпил бутылочку газировки за двадцать копеек: в голове — свежесть, и с председателем колхоза неопасно разговаривать. У меня, Игнатьич, натура не та, как у других. Возьми, к примеру, того же Ивана Скорпионыча Глухова. Кто он?.. Кулак! Почему?.. Отвечу: деньги в кубышку складывает, рубля в жизнь не пропьет! В прошлом году племяшу своему, — Торчков показал заскорузлым пальцем на голубенький «Запорожец», — автомашину купил. Сейчас вот холодильник ему в подарок подбросил…
— Ты, Кумбрык, на Глухова бочку не кати! — уловив нить разговора, строго оборвал Торчкова дед Матвей.
— Да я разве качу? — вильнул в сторону Торчков. — Я к тому разговор веду, что если на полном серьезе спросить: откуда завелись у Скорпионыча такие деньги, чтобы сродственникам автомашину дарить? У меня, к примеру, тоже есть племяш. А могу я за здорово живешь ему хотя бы велосипед в подарок подбросить?.. Дудки!
Дед Матвей сердито обронил:
— Пропивать меньше надо. — И, не дав Торчкову открыть рта, продолжил: — Ты спьяна на весь люд обозлился. Гайдамачихе и той проходу не даешь.
— А чего я старой ведьме проход должен давать, если она коровенку мне угробила?! — взвился Торчков.
— Кого?!
— Того… Такой глаз напустила ведьма на мою корову, что та хвост в сторону и копыта врозь!
— Ветеринар говорил, не надо было корову гнилой картошкой кормить.
— Шибко много он понимает, твой ветеринар… — Торчков обиженно замолчал и, взглянув на Антона, проговорил, будто извиняясь: — Засиделся, Игнатьич, я с вами. Пойду по хозяйству управлять. Хоть коровы теперь у меня и нет, так опять же двух добрых боровков держу, а они постоянно пищи просят.
Глядя Торчкову вслед, дед Матвей усмехнулся:
— Вот балабон. Хлебом не корми, только дай о людях посудачить.
— Правда, что он мотоцикл выиграл? — спросил Антон.
— У Кумбрыка узнать правду трудней, чем у змеи ноги найти.
— Ну а в деревне что об этом говорят?
— Говорят, видели у него билет, на который мотоцикл с люлькой выпал. — Дед Матвей, кряхтя, стал подниматься со скамейки. — Ну ладно, гости… Соловья баснями не кормят. Пошли в избу.
А на крыльце уже появилась Полина Владимировна, обрадованно всплеснула руками:
— Антоша, сынок! Давно появился?..
Глава IV
Дед
— Ты почему так долго не приезжал? — напустился было на брата Сергей, но, узнав, что гости собираются на рыбалку, мигом притащил из кладовки кучу рыболовных снастей.
— Где это так богато разжился? — перебирая всевозможные крючки и лески, спросил Антон.
— На макулатуру выменял. А вот эти, — Сергей показал две самые лучшие жерлицы, — и еще мировецкую книжку, «Судьба барабанщика» называется, однорукий заготовитель нам с Димкой дал за царский серебряный рубль, который мы в песке на берегу озера нашли.
— И часто этот заготовитель в Березовке бывает? — спросил Антон.
— Почти каждую неделю.
— А когда последний раз был?
— Позавчера вечером приехал, у Торчкова переночевал, а вчера утром, когда мы с Димкой в школу шли, вместе с Торчковым, кажется, в райцентр на своей подводе отправился.
Антон повернулся к Голубеву.
— Не соврал мой земляк насчет заготовителя.
— Какой земляк? — мгновенно заинтересовался Сергей.
— Это тебя не касается.
Улыбнувшись, Антон шутливо щелкнул брата по носу. Наскоро закончив ужин, он и Голубев быстро переоделись и в сопровождении мальчишек отправились к озеру. На песчаной косе, у причальных столбов, голубел «Запорожец». Возле него племянник Глухова перебирал рыболовные снасти, а сам Глухов, размеренно кивая рыжей кержацкой бородой, накачивал автомобильным насосом надувную лодку. Антон издали поздоровался со стариком. Тот сдержанно, но учтиво наклонил в ответ голову и, что-то сказав племяннику, устало положил насос. Племянник, тыльной стороной ладони сдвинув на затылок железнодорожную фуражку, тут же склонился над лодкой.
— Опять племяш Скорпионыча к острову собирается, — заговорщицки подмигнув Димке, проговорил Сергей.
Голубев засмеялся.
— Что смеешься! Попробуй с разбегу выговорить «Серапионович»… «Скорпионыч» — куда как проще и понятней, — сказал Антон и посмотрел на брата. — Почему «опять»? Он что, часто туда плавает?
— Ага. Знаешь, каких щук оттуда привозит?.. — Сережка широко развел руки. — Вот каких! По метру.
— Серега, — живо подхватил Димка, — а помнишь, летом тот кудрявый, что с аквалангом и подводным ружьем на зеленых «Жигулях» приезжал, какую щучину от острова привез?! Еще побольше метра.
Разговаривая, все четверо подошли к склонившейся над озером березе. Выбрав место поближе к камышу, Антон и Слава Голубев стали разматывать лески с удилищ, а Сергей с Димкой готовить жерлицы. Молча забросили удочки. Озеро рябило от ветерка, и клев, по определению Голубева, был терпимым. Окунь шел средний, однако клевал хорошо. Когда наловили десятка полтора, Слава вдруг предложил сварить настоящую рыбацкую уху на костре. Антон тут же отправил мальчишек в село за котелком и приправой к ухе, а сам принялся разводить костер.