Ставка на проигрыш

Обухова Оксана Николаевна

Мужчина, так и не сделав заказ, отлепился от стойки и дважды прошел вдоль гранитного парапета туда и обратно. Лицо у него было грустное, задумчивое и глубоко сосредоточенное.

Мне почему-то стало его жаль, и, когда он проходил совсем рядом с моим столиком, я не удержалась и ляпнула:

– Простите. Вы, случайно, не иностранца в клетчатой кепке ищете?

Мужчина был хорошо одет и вполне тянул на владельца ювелирного магазина.

Ювелир проскочил по инерции на метр вперед, потом на какое-то время замер спиной ко мне –

руки уставлены на бока, полы пиджака распахнуты, – наконец повесил верхние конечности вдоль тела и осторожненько так развернулся.

– Как вы сказали? – прищурился он пытливо и несколько растерянно. – Иностранца?

– Ну да. В клетчатой кепке и круглых очках… Он вниз к воде спустился.

Мужчина быстро сбегал к воде, вернулся и, потоптавшись невдалеке, с невыразимо кошачьей грацией просочился за мой столик на свободное кресло. Его глаза пошарили по моему личику, подбородок несколько раз дернулся.

– А с чего вы взяли, что это был иностранец? – спросил он со сладчайшей вкрадчивостью.

Не найдя ничего лучшего – все мысли сдувало ветром к белому пароходу на пристани, – я брякнула:

– А потому что он Ильфа и Петрова не читал.

Челюсть визави немного уползла вниз. Выражение крайнего удивления на его лице медленно сменилось на абсолютную подозрительность.

– А откуда… Вы… Знаете, – придя в себя, раздельно произнес владелец ювелирного магазина, – что он не читал Ильфа и Петрова? – Мужчина склонился над столиком совсем близко к моему лицу, и я, к своему ужасу, увидела, что ухо у него напружинено. Кудрявая белая проволочка свешивалась из-за уха и спускалась за ворот пиджака.

Влипла, стремительно пронеслось в голове. Дооригинальничалась, допрыгалась. Вечно язык куда не надо протяну.

Напружиненный представитель правоохранительных органов – а кто еще это мог быть (?!), президент с охраной вряд ли в «Мираж» наведается – внимательно всматривался в мое обескураженное лицо. Я справилась с растерянностью и пустилась втолковывать детально. Зашла издалека:

– Вы сами-то Ильфа и Петрова читали? «Двенадцать стульев»?

– Предположим, – с той же вкрадчивостью кивнул «напружиненный».

– Помните, там отрывок, что начинался словами «В Москве любят запирать двери»?

– Предположим, – не меняя интонации, и с этим согласился мужик.

– Так вот. Тип в клетчатой кепке мало того, что не читал, он еще и испугался, когда увидел, что дверь напротив открытой двери – заперта. Понимаете?

– Предпо… – начал тот и не договорил. – Что было дальше? Почему вы подумали, что вышедший десять минут назад из «Миража» гражданин иностранный подданный?

«Ты что, тупой? – хотела обидеться я. – Я ж тебе три раза про запертые двери сказала!» Но, мудро рассудив – у человека работа такая, въедливая, – пустилась втолковывать дальше и даже голоса не повысила:

– Нормального русского человека запертой у

носа дверью не удивишь и не напугаешь. Мы с детского сада знаем, что, если дверей больше чем одна в ряду, открываются они наискосок. Так? Так. А этот все подряд пихал. И паниковал, как будто его замуровали.

– Он пихал их ладонями? – внезапно оживился собеседник.

Я, припомнив, помотала головой:

– Нет, локтями.

– Жаль, – пробормотал мужчина и, внезапно смолкнув, начал прислушиваться к чему-то внутри себя. – Хорошо, – сказал, – слушаюсь.

И я поняла, что прислушивался он отнюдь не к себе, а совсем наоборот, к наушнику на пружинке.

– Вам придется проехать с нами, – произнес он с профессиональным спокойствием, как будто речь шла об очередной чашечке кофе.

– Куда это с вами? – опешила я.

– Вам надо дать показания.

– Кому?! Какие?!

Вопросы, что называется, повисли в воздухе. Из парка к нашему столику выдвигался давешний джинсовый господин, на набережную, обогнув кинотеатр, плавно выруливала белая «газель» с густо тонированными стеклами.

Грустно прикинув расстановку сил, я поняла: их собралось гораздо больше, сопротивляться бесполезно.

Но попробовать стоило.

– Никуда я с вами не поеду… – жалобно провыла я. – У меня теплоход через три часа отплывает!

– Предъявите, пожалуйста, документы, – в ответ на слезливую риторику строго произнес визави.

Скулеж тут, факт, не проходил, и я пошла с другого бока.

– И не подумаю, – все еще надеясь соскочить, гордо фыркнула я и полезла в сумочку за сотовым телефоном. Сейчас я вам покажу. Сейчас я вам устрою. Где там у меня телефон милицейского генерала Ивана Артемьевича записан? А?

– Не надо никуда звонить. – Рука собеседника, изобразив перископический эффект – из рукава пиджака сантиметров на пятнадцать выехал манжет рубашки, и далее выдвинулось волосатое запястье, – протянулась ко мне. – Не надо.

Я дернула плечом и услышала, как из приоткрытой дверцы подъехавшей «газели» раздался начальственный окрик:

– Сидоров!

Напружиненный незнакомец, оказавшийся всего лишь Сидоровым, послушно снял зад с пластмассового сиденья, подарил мне многозначительный взгляд – мы с вами, девушка, еще не закончили – и рысью поскакал к микроавтобусу. Я предупреждающий взгляд призрела, моментально сбросила в сумку сигареты, зажигалку и вскочила на ноги.

Путь мне преградил серьезный джинсовый товарищ.

– Задержитесь, пожалуйста, – произнес он вежливо и бестрепетно.

– Зачем? – Задерживаться мне было вовсе ни к чему.

– Пожалуйста, – с нажимом повторил мужчина, и я поняла, что бунтовать бессмысленно. Артемьичу позвонить не дадут, а лихо закрутят руки и доставят «куда надо».

В «газели», куда меня вскорости доставили, сидел коренастый господин средних лет. Почти лысый, голубоглазый и, в отличие от мелких чинов, сразу представившийся.