Стая
Шрифт:
— Это черт знает что такое! Я милицию сейчас позову!
— A-а, милицию?! — зверея, завопил Розовый.— Братва, за мной!
И первым кинулся на человека, сбив его с ног. За ним рванулись остальные. Началось избиение.
Только Карцев не последовал за Розовым. И Генка Харя тоже. Они остались у машины, и Карцев с ужасом наблюдал за происходящим. За что они бьют этого человека, за что?
— Бросьте! — вдруг слабо крикнул он, не в силах двинуться с места.— Розовый, слышишь, бросьте!
Но в этот миг он
— Бросьте!.. Бросьте!..— дрожащим голосом выкрикивал он, беспомощно хватаясь за чьи-то спины и руки.
В этот момент к ним подбежал Гусиная Лапа. В сторону отлетел Карцев, в другую — кто-то еще из парней.
— Назад, жорики! — яростно заревел он.
Все кинулись врассыпную. Только Карцев не в силах был двинуться с места, не в силах был оторвать глаз от распростертого на снегу человека. Тот стонал, пытаясь подняться, и снова падал.
— Зверье...—захлебывающимся голосом тихо произнес он.— Боже мой, какое зверье...
...Когда в переулке уже никого не было — ни Карцева, ни избитого человека, ни тех, кто пришел ему на помощь, там неожиданно появился Гусиная Лапа.
Массивная его фигура сначала осторожно замаячила вдалеке, потом он приблизился и, наконец, видимо, решившись, уже не таясь, сошел на мостовую и внимательно осмотрел место, где произошла драка.
— Нету... нигде нету...— еле слышно пробормотал он.— Чтоб этим жорикам провалиться...
И, не сдержавшись, он злобно ударил кулаком о кулак.
Глава IV. НА ПУТИ К СТРАШНОМУ ЧЕЛОВЕКУ
С утренней оперативки у Бескудина они вышли вместе, Виктор и Глеб Устинов. Рядом с невысоким худощавым Виктором друг его выглядел куда ярче — могучие плечи, круглая, под бокс остриженная голова, румянец во всю щеку. Устинов ходил вразвалочку, словно играя разлитой по телу прямо-таки бычьей силой. На задержанных молодых хулиганов и начинающих преступников он наводил тихую панику, но и другие, поопытней, тоже предпочитали не дерзить и, как правило, рассказывали больше, чем собирались.
Виктор обычно вел допросы темпераментно, находчиво, втягивая допрашиваемого в спор, не «подлавливая», заражая своей искренностью и справедливостью суждений о житейских делах и трудностях. Устинов же подавлял своей медлительностью и исходившей от него неколебимой, напористой силой. Ему рассказывали все, мечтая, наконец, избавиться от этого изматывающего разговора, длившегося часами. Причем Устинов ни разу не повышал голоса, лишь невозмутимо, почти сонно гудел и скрипел, доводя до отчаяния допрашиваемого.
«Просто лед и пламя»,— усмехаясь, говорил о них Бескудин, любивший цитаты. Шуток в их адрес хватало, но Устинов и Панов мало обращали на них внимания и тянули свою «повозку»
В то утро, выходя после оперативки из кабинета Бескудина, на которой Виктор доложил о вчерашнем визите в институт, Устинов лениво спросил:
— Ну что? Может, хватит изучать условия, а заняться самой личностью? И хорошо бы не одной.
— Не волнуйся, займусь и личностью.
— Условия-то, кажется, нормальные, а вот личность — дрянь,— невозмутимо продолжал Устинов.— Теория твоя с практикой маленько разошлась.
— Личность формируется не в безвоздушном пространстве. Это ты брось.
— Зачем в безвоздушном? Каких-то поганцев он, конечно, встретил. И прилип. А почему? В семье вроде порядок. Институт тоже плохому не учил. Сам говоришь, ребята там отличные. Ну, что еще? — И уже совсем насмешливо закончил: — Остаются только пережитки прошлого в сознании.
Но Виктор на этот раз не был расположен к спору и, погруженный в свои мысли, рассеянно ответил:
— Разберемся.
Устинов удивленно поглядел на приятеля и все тем же насмешливым тоном спросил:
— Ты где, брат, сейчас витаешь? Может, в стране одалисок? Девушка та была, кажется, ничего, а?
Виктор еще вчера рассказал ему о встрече в троллейбусе.
Но и последняя насмешка не произвела ожидаемого впечатления. Виктор посмотрел на друга отсутствующим взглядом и сказал:
— Я вот думаю...— и вдруг, засмеявшись и поняв, наконец, шутку, оживленно воскликнул: — Я, дорогой, витаю не в стране одалисок, а совсем наоборот — в райкоме комсомола!
— Биографию свою вспоминаешь, дни золотые?
— Нет, зачем? Я вот на сегодня попросил туда этого Карцева вызвать. В милицию нельзя, под удар парня можно поставить. А вот в райком — другое дело. Но к тебе будет просьба...
В этот момент Виктор заметил в конце коридора внушительную фигуру в синем форменном кителе, разглядел широкое, красное от ветра лицо с пышными усами, ежик седеющих волос и узнал капитана Федченко. Тот был, видимо, чем-то озабочен, но, как только заметил Виктора, на хмуром лице его появилось равнодушно-спокойное выражение, что, однако, не очень вязалось с порывистостью, с какой он устремился навстречу Виктору.
— Здравия желаю,— сказал, подходя, Федченко.— Как твоя жизнь молодая?
По праву давнего знакомства он обращался к Виктору на «ты».
— Трудимся,— сдержанно ответил Виктор.
— Ну, а как с тем делом? Новое что появилось?
Федченко спросил это подчеркнуто равнодушным тоном, но в глазах появилась настороженность.
— Пока ничего особого,— ответил Виктор.— Завтра загляну, потолкуем.
Он выразительно посмотрел на часы. Но Федченко намек не смутил.
— Парня того удалось установить? — неторопливо закуривая, спросил он.