Стая

Григорьева Ольга

Оставшись в темноте за спиной Айпш, Скъяльв принялась толковать Орму о погибшем из-за града урожае, о том, как после смерти отца, люди стали уходить из усадьбы, а она не удерживала их, охваченная горем. Так, в горе, упустила всех работников, и теперь ей приходилось справляться одной с огромным хозяйством. Белоголовый изредка коротко поддакивал, тяжело дышал.

— Вот дура-то, — про себя прошептала болотница.

Неужели тощая лесная девка не замечала на щеках ярла следов лихорадки? А если их не видела, то уж залипшую гноем рану не видеть не могла…

Айша не для того набросилась на Слатича и его друзей в лесу,

чтоб терять драгоценное время здесь, в усадьбе. Решительно втиснулась меж ярлом и Скъяльв, к девке лицом, процедила сквозь зубы:

— Ярл устал с дороги.

— Что? — не расслышав, склонилась к ней Скъяльв.

Изо рта девки резко пахнуло мятой и корнем кошачьей травы.

Вот с чего была она такой ласковой да покладистой — надралась дурманного зелья, будто мужик медовухи, еле на ногах стояла. А эти-то дурни — «колдунья, колдунья»!

Чуть не засмеявшись вслух, притка ухватила Скъяльв за край расшитого узорами ворота, подтянула ее голову к своим губам, сказала тихо, чтоб Орм не слышал:

— Он умирает!

— Чего? — дыхнула мятой красавица. Разговаривать с ней было бесполезно — судя по запаху, соображать она могла начать лишь к утру.

Айша услышала за спиной сиплый вздох, оглянулась.

То, чего она опасалась, все же произошло — держась за грудь, Орм оседал вниз. Притка метнулась под него, ощутила, как на плечи навалилась страшная тяжесть, принялась гнуть к земле. Понимая, что не устоит, Айша завизжала:

— Слатич!!!

На подмогу никто не спешил, а может, время бежало так быстро, что людские ноги за ним не поспевали. Пытаясь продержаться подольше, притка обеими руками вцепилась в желтый передник Скъяльв. Ткань затрещала, Скъяльв обиженно заскулила. Ноги притки подломились в коленях. В последний миг, когда она стала опускаться наземь, рядом забухали тяжелые шаги. Одним движением Слатич перекинул ярла на свое плечо, свободной рукой поддержал Айшу, не позволив упасть.

— Тащи в избу, — сквозь полу вздохи-полувсхлипы велела Айша.

Воин послушно затопал прочь, волоча на плече обмякшее тело Белоголового. Направился к дому, у дверей которого в слабом факельном свете сновали темные тени.

— Не туда! — рявкнула ему в спину Айша. — В хозяйскую!

Она судила просто — если у Скъяльв были в запасе кошачьи трава да мята, то могло найтись и что-нибудь пополезнее. Айша видела ее рабов — упитанных, холеных, не хуже иных князей. А ведь им приходилось работать за семерых. Колдовством тут, конечно же, и не пахло, зато травами попахивало. Скъяльв вовсе не была колдуньей, как опасались воины, — обычная зелейница [162] , которых в Приболотье в каждом печище жило по десятку…

162

Женщина-ведунья, травница, знаток грибов и трав (славянское).

Изба Скъяльв оказалась самой обычной травной избой. С потолка свешивались сухие пучки трав, по стенам, на вбитых в щели меж бревен сучках, покачивались мешочки с орехами, грибами, толчеными порошками семян, угольями из прошлогодней печи, сушеными мышиными лапками, хвостами ящерок и множеством прочей мелочи, столь нужной каждому зелейнику. Вдоль стен избы стояли накрытые шкурами лавки,

у подпирающих матицу [163] столбов полыхали плошки с топленой смолой и паклей, посередке, обложенный островерхими камнями, дымился затухающими угольями круглый очаг.

163

Основная несущая балка в избе (славянское).

— Сюда, — Айша указала Слатичу на ближнюю к очагу лавку.

Словен послушно свалил на нее свою живую ношу. Орм застонал в беспамятстве, судорожно дрогнул, перекатился на спину. Одна рука ярла свесилась с лавки, коснулась пола костяшками согнутых пальцев.

— Дай-ка… — Притка резко рванула его рубаху от ворота к ластице.

За дни пути ткань поистерлась, изодралась о ветви кустов — девичьим рукам поддалась с легкостью. Увидев набрякшую синевой и заросшую гнойной коркой рану, Слатич охнул, растерянно опустил огромные длани.

— Огонь нужен. Много, — ощупывая синюю кожу вокруг раны, сказала Айша. Под ее нажимом кожа прогнулась внутрь, из приоткрывшегося края корки, пузырясь, потек коричневый гной.

Дверь коротко хряпнула, впуская Харека с костылем под одной рукой и охапкой сухих поленьев — в другой. Грузно продавливая уложенные на пол доски, берсерк пересек избу, свалил в угол поленья, пару кинул в очаг. Присев на корточки, подул, разжигая ленивое пламя. Вспыхнувший огонь озарил бледное лицо умирающего ярла, обнаженную грудь, лизнул желтым пятном бессильно свесившуюся руку.

— Где Скъяльв? — поинтересовалась у Харека притка. Двинулась вдоль стен, обшаривая выдолбленные в дереве полки. Каждый из найденных на полках горшков и плошек подносила к носу, принюхивалась.

— Там, — Харек махнул рукой в сторону двери, возле которой замер Слатич.

— Она давно пьет кошачью траву? — усмехнулась Айша.

— Она живет в лесу, — попробовал оправдать знакомицу Харек.

— Она недолго проживет, если продолжит… Вот оно! — В пузатом глиняном кувшине Айша отыскала то, что показалось нужным. Для проверки сунула в широкое горлышко палец, мазнула вязкую жижу внутри, попробовала на язык.

Дед готовил такую смесь немного иначе — брал ложку козьего жира, пол-ложки соли, ложку мельченного в порошок старого, — непременно старого, — лука, смешивал все до густой кашицы и закладывал в рану [164] . Зелье Скъяльв если и отличалось от дедовского, то не слишком — в нем оказалось чуть более лука и чуть поменьше соли. Хотя соль в урманских землях ценили, как золото. Может, потому Скъяльв и пожалела ее в лечебное варево…

Снаружи зашумели людские голоса, накатились, достигли дверей. Кто-то попытался войти — толкнул преграду, но Слатич подпер ее спиной, вопросительно покосился на притку. Та кивнула — кто бы ни был за дверью, он мог обождать. А лихорадка не ждала — пожирала силы ярла, подлизывала остатки его жизни.

164

Рецепт этого народного средства лечения гнойных ран взят автором из одного старого, еще дореволюционного, лечебника. (На себе не проверен!)