Стая

Сергеева Оксана Николаевна

— Я тебя простила. Уже давно. Отца и тебя простила, но от этого мне не становится лучше и легче, мне еще больнее. Еще хуже, — говорила с такой интонацией, как будто читала чужое письмо. Читала о каких-то чужих чувствах, не своих. — Смахивает на слабость и малодушие, потому что таким образом я даю тебе зеленый свет на еще какую-нибудь гадость. Вдруг возникнет еще какое-нибудь… обстоятельство. Хотя тебе говорю по-другому, что не прощу, но мне нужно за что-то держаться. Больше не за что, — кивнула. Непонятно кому, может, себе. Может, ему, будто убедившись, что смысл ее слов дошел до него и понял он их правильно. — Мне пережить все надо, переболеть твое возвращение, перемолоть все в себе и отпустить. Но пока я не могу.

Пока внутри все колом. Комом. — Сама не заметила, как руки сползли с колен и вцепились в простыню, словно та помогала удержать равновесие и не упасть, словно давала какие-то неведомые силы. — А ты не насилуй мне душу. Я не боюсь говорить тебе такие вещи, мне не страшно все испортить таким отношением. Потому что так, как люблю я, тебя не будет любить никто и никогда в жизни. У них просто не хватит на тебя сил, Шаурин. А я с тобой справлялась будучи еще безмозглой малолеткой. Думаешь, сейчас не смогу? — сползла взглядом на его губы. — Поэтому ты всегда будешь возвращаться ко мне. Всегда. Вернулся сейчас и всегда будешь. Потому что ты только мой, Шаурин. Уже давно. Но я никогда тебе не скажу, спала я со Славой или нет. Никогда. И у тебя ничего не буду спрашивать. А если спрошу, ты мне не отвечай. Или ты думаешь, что один такой умный — взял паузу в отношениях, чтобы не рвать себе душу? — Вот тут он ждал от нее усмешки, но ее не последовало. Зато тон ее голоса заметно повысился и приобрел яркость. — Это я ее тебе дала. Я! Да, я люблю такие условности, мне нужен такой самообман. Потому что я не хочу убиваться от ревности и думать, что ты мне изменяешь. Мне легче вычеркнуть из жизни эти два года и ничего не спрашивать. Потому что меня это не касается! Потому что меня эти два года у тебя не было! И как я тебя целую ночью… или ласкаю, ты утром мне не припоминай. Это скорее я тебя затрахаю до смерти, потому что ты должен мне два года! Ровно семьсот семь дней. Два Новых Года, два дня рождения, два Восьмых Марта. — Вот тут она набрала полные легкие воздуха. — И если ты еще раз посмеешь хоть слово сказать про ту блядь… я не знаю, что я с тобой сделаю.

Юля замолчала и вдохнула так глубоко, что в груди заломило. А может, заломило в груди от другого. Хотела спросить у него: «Что молчишь?», но не смогла. Как будто слова кончились. Или силы, чтобы их произносить.

— Иди сюда. Иди ко мне, — тихо позвал Денис.

Хотела, но не могла. Сдвинуться с места не могла и даже пальцем пошевелить. Денис выключил свет и потянул ее на себя. Прижал к себе крепко.

Почему-то захотелось темноты. Чтобы не видеть ничего, никаких предметов. Казалось, белая постель и ее белый халат ослепляли. Если не ослепляли, то раздражали точно. Сейчас каждый предмет, что попадался на глаза, нарушал их уединение. А в темноте стало уютно. Только тело ее чувствовалось напряженное, дрожащие руки. Юля как будто обнимать его разучилась, неловко хваталась за плечи. Кажется, вот-вот оттолкнет. Но нет, расслабилась постепенно, уткнулась ему в шею и обмякла.

— Какой ты мне ад собираешься устроить, Юленька? Ад — это когда я без тебя, — шептал. Почему-то хотелось шептать. Чтобы даже звук не тревожил воздух в комнате. — Ладно, пусть будет ад, но только с тобой. Люблю тебя.

* * *

— Ты же не пьешь со мной кофе по утрам? — мягко усмехнулся, когда Юля зашла на кухню, насупленная, слегка растрепанная.

— Это я в шесть утра не пью. А полседьмого уже можно, — без улыбки сказала она и налила себе кофе. — Ничего ты так меня потрепал сегодня, — чуть оттянув майку, посмотрела на свою грудь, оценивая красноватые следы. Скосила взгляд на плечо.

— Нормально потрепал.

— А вот мне интересно, если бы я замуж за это время вышла, а?.. — вдруг спросила она.

— Развел бы. Сделал все, чтобы ты развелась. Или овдовела.

— Серьезное заявление, — вздохнула она и поправила

волосы. Не стала садиться на стул, встала у островка напротив окна.

— Ты даже не представляешь, насколько, — Денис поставил кружку в раковину. — Жалко, времени нет, — подошел сзади и прижал Юлю к столу. — А то бы я тебя… — надвинулся, вынуждая чуть прогнуться вперед. Юля и прогнулась, при этом продолжая невозмутимо пить кофе. Поцеловал ее в шею. — Когда я буду звонить — бери трубку.

Через несколько минут, после того как Юля захлопнула дверь за Шауриным, телефон у нее зазвонил. Сразу не ответила, будто ждала, что он раззвонится.

— Ал-л-ло, — невозможно растянула слово.

— Проверка связи, любимая. Обнял, поцеловал.

ГЛАВА 49

Увидев входящий звонок от Ярослава, Юля почувствовала досаду. Такую, какую может вызвать поехавшая на чулке петля. Ответила, конечно. Но, честно говоря, думать о Славе забыла с приездом Шаурина. Да и сам Слава о себе не напоминал уже целую неделю.

— Я попрощаться, — как-то без обиняков начал он. Не стал обходиться кругленькими речевыми абстракциями, выяснять, как дела и настроение. Смутить не смутило, а даже обрадовало. Не очень хотелось с ним разговаривать. Не о чем, впрочем.

— Так скоро?

— Да.

— Ты же говорил, что пробудешь тут еще месяц.

— Нет, я уезжаю.

Мелькнула у Юли мысль спросить, в чем причина такого скорого отъезда, но она отогнала ее, не позволяя разговору затянуться. И двух минут не хотелось на него тратить. Слава богу, не попросил о встрече.

— Ну, что ж, остается пожелать тебе счастливого пути и всяческих благ, — сухо сказала она. Ярослав тоже мягкостью тона не отличался. Создавалось впечатление, что говорил он не очень охотно, скорее, из вежливости. Да, это определенно в его духе, уехать просто так молча он не мог.

Признаться, после разговора Юля вздохнула свободно. Радовалась, что прощание произошло по телефону. Что не пришлось встречаться с ним лично. Подумалось, возможно, Шаурин приложил к этому руку. Хотя нет. Если бы Денис поспособствовал, то Слава точно бы уехал не прощаясь.

Только успела покрыть ногти вишневым лаком, в дверь позвонили.

— Блин, вот так всегда… — проворчала Юля. Так действительно «всегда». Только ногти накрасишь — то по начинают звонить, то в дверь ломятся.

— Денис! — Юля его, конечно, ждала, но чуть-чуть попозже. Через полчаса. Их как раз должно было хватить, чтобы высушить ногти, накрасить губы и надеть платье. Но Шаурин, как всегда, все делает по-своему. И почему-то это не сильно раздражало. Вообще не раздражало. — Осторожно, у меня еще лак на ногтях не высох. Ты сказал, что придешь в семь, а сейчас половина.

— Я просил, чтобы ты была готова к семи, но не сказал, что приду в семь. Пять минут на официальную часть, двадцать пять на удовольствие — как раз до семи уложимся. А потом в ресторан.

— О, да, это в корне меняет дело. Ты только о сексе и думаешь.

— Нет, когда я смотрю на тебя, то думаю исключительно лишь о том, что мне нужно перегнать в швейцарский банк сорок миллионов долларов, — с легкой издевкой произнес он, медленно шагая за ней в гостиную.

— Какая у тебя удивительная фантазия! — притворно восхитилась и театрально взмахнула руками.

— Я вообще удивительный человек.

Юля засмеялась, но смех ее тут же угас, словно его спугнуло дребезжание дверного звонка.

— Открой, это к тебе, — как-то уверенно сказал Шаурин.

Юля с сомнением посмотрела на Дениса и направилась обратно в прихожую, молясь про себя, чтобы это не Слава вдруг все-таки решил к ней заявиться с прощальным визитом.

Когда Денис вышел следом, Юля стояла застыв посреди комнаты, прикрывая рот ладошкой.

— Это что? — с удивлением спросила она, отрывая взгляд от корзин с цветами.