Стая

Безмирная Ольга

Девушка вдруг хлюпнула носом. А в следующее мгновение она уже рыдала на груди Лая, растирая кулачками по личику грязь и слезы. Он бережно, очень осторожно, погладил непослушные локоны и поцеловал макушку.

Рядом раздался смешок. Воздух перед ними загустел, быстро уплотняясь, превратился в фигуру в черном плаще локки. Лицо скрывала маска.

— Как романтично, — голос скорее принадлежал мальчику, чем мужчине. Да и тщедушное тело напоминало юношеское.

— Это он, — одними губами шепнула Кота и чуть сжала ладонь Лая. Тот коротко кивнул.

Незнакомец пригрозил юноше:

— Красноречивый ловелас! А бедняжка каждому слову верит! Наивная

дурочка! — Он прошелся по руинам, осторожно ступая дорогими сапогами. Рукой, затянутой в перчатку, постучал по какому-то предмету, немного напоминающему ухо деревянного волка. Гулкий звук развеял сомнения. — Ты что, не знаешь, что он вырос в замке харца? Да при дворе считается дурным тоном говорить правду. А чем витиеватее и красивее ложь, тем большего достигнет горожанин! Лучше бы верила своим глазам. Глянь-ка, такой скромный мальчик, а столько народу убил за одну ночь. Даже я такого еще никогда не делал. Но, думаю, мне бы то же понравилось.

— Придержи язык, — рыкнул Лай. Тело юноши напряглось, в любую секунду готовое к прыжку. Кота крепко сжала руки Лая, призывая выждать. Ноздри ее подрагивали. Что-то было не так. Локки ведет себя излишне нагло. Особенно, если учесть, что тот знает о событиях ночи. А, значит, должен опасаться противника, превосходящего его по силе.

— Ой-ой! — Мальчишка театрально заломил руки, словно защищаясь, и расхохотался. Успокоившись, язвительно спросил: — А то что? Напустишь на меня своего сторожевого пса? — Лай опять дернулся, но девушка снова удержала его. Сама же нахмурилась, раздосадованная: локки знает о том, что Лай просил помощи у стаи. Значит, для него не будет неожиданности, что она — воин. Это осложняло дело. — Или ты решил, что справишься сам? — Мальчик приложил палец к маске в том месте, где должны быть губы, и шепотом продолжил: — Я открою тебе один секрет. Ничегошеньки у тебя не получится!

— Думаешь? — с угрозой в голосе, спросил Лай. — Почем ты так уверен?

— Все просто, — мальчишка пожал плечами. — Ты нарушил одно из главных правил… Догадаешься, какое?

— Пил зелье хорко, — уже не так уверено ответил Лай.

— Какие чудные настойки готовят степные племена, — мечтательно протянул локки. В пальцах сверкнула маленькая склянка. — Такие умельцы! Так и тянет чего-нибудь добавить для завершенности…

— Ты был прав, — прошептала Кота, руки ее дрожали, — ночью действовал не совсем ты! Я же слышала об этом. Но подумала, что это одна из тысяч глупых сказок о темных колдунах. Они проникают в сознание других и вытворяют все, что хотят. Такой силой обладал только пропавший Локк! Это все отрава. Но тогда это означает…

— Что друг твой совсем без сил, — притворно вздохнул мальчишка. — Ночью он совершал такие великие чудеса, что растратил себя. Пуф! — Взмах рукой, взметнувшийся плащ. — Он пуст и беспомощен, как простолюдин. Правда, здорово придумано? Мое изобретение!

Кота ощутила, как ненависть захлестывает душу черной волной. Губа приподнялась, по развалинам прокатился рык. Она осторожно отстранилась от Лая и тут же бросилась на обидчика, желая перегрызть ему глотку. Напиться крови малолетнего нахала. Время привычно растянулось, звуки приглушились, скалы обратились в сплошное серое пятно. В какое-то мгновение в поле зрения мелькнуло что-то маленькое и блестящее.

Краткий миг, и она сорвет маску, легким движением сломает шею юнца… Кота сбила мага с ног, рванула черную ткань. Треск разрываемых нитей, белая кожа беззащитной шеи. Локки не успеет произнести и слова из заклинания, как она вонзит в него зубы…

—

Ой! — Голос локки звучал на удивление спокойно, так, точно он и не стоял на краю гибели. — А что это с мальчиком?..

Притворная забота в его голосе вонзилась в сердце, как стрела хорко. Лай в смертельной опасности! Кота вздрогнула и оглянулась. Лай, схватившийся за горло. Лай, опускающийся по неровной стене уцелевшей скалы. В шее, между пальцами, торчала сверкающая трубка, из которой медленно выходил белесый туман.

— Слуга Мороса, — прошептал бледный Лай, наблюдая за серебристо-белым облачком. Потом закатил глаза и рухнул, как подкошенный.

— Нет! — взвизгнула Кота.

Руки, сжимающие тщедушное тельце локки, разжались. Так и не причинив злодею вреда, девушка метнулась обратно, кляня себя за глупость и несдержанность. Протянула руку, чтобы выдернуть трубку…

Лай дернулся и попытался приподняться, отчаянно стараясь что-то сказать девушке. Но та коснулась серебристого облачка… и увязла в нем. Судорожно отдернула руку, но серебристые нити уже крепко держали запястье, быстро опутывая плечи.

— Какое удобное заклятие, — хмыкнул локки, поднимаясь с земли. Тщательно отряхнувшись, подошел к скале. — Не правда ли? — Склонив голову чуть вбок, словно птица, он вопросительно посмотрел на Лая. Тот ответил яростным взглядом, но не смог и руки поднять. Молодой локки кивнул. Оглядел безмолвные руины. — Одна капелька — а сколько трупов!

Затем склонился над обездвиженным Лаем, протянул руку…

— Не трогай его, чудовище, — прошипела полузадушенная заклятием Кота. Она отчаянно боролась с серебристыми нитями, которые уже опутывали голову. Из-под маски снова раздался язвительный смешок.

— Я только чуть-чуть его потрогаю, — Маг вырвал трубку и поднялся, наблюдая за тем, как медленно закрываются глаза юноши. — Убивать его без надобности — и так не протянет долго.

Все еще не спуская глаз с Лая, локки отступил к кокону, в который превратилось белесое облачко, окончательно поглотив Коту. Положил на него руку и бросил себе под ноги маленький сверток.

Что такое тишина? Гулкая, кричащая настолько громко, что даже стук сердца, пойманной птицей бьющийся о виски, казался незаметным шорохом. Тишина, взрывающаяся перед глазами алым заревом заката, наполняющая вены могильным холодом, застревающая недосказанными словами в горле, терзающая воспоминания с рвением маньяка. Течение времени остановилось перед этой неприступной глыбой тишины. Казалось, прошла вечность и в то же время лишь краткий миг небытия. А затем мир взорвался от боли. Он кричал громом, извивался от унижения, как перекрытый ручей в поисках нового русла, плакал безудержным ливнем, сражая небо гримасами молний…

И при всем этом настоящее казалось благом, вторым шансом. Что угодно, лишь бы не тишина: мертвая, таинственная, увлекающая, беспощадная. Пусть боль — она приносит цвет. Пусть крик — он рождает мелодию. Слезы омывают душу от бесконечного страдания, в которое окунула с головой непостижимая тишина.

Глаза. Они видят… Но как-то странно. Словно мир вокруг изменился. Стал более объемным, осязаемым, наполненным. Как если бы раньше он смотрел на детский рисунок леса, а теперь вдруг очутился в самой чаще. Казалось, что он сейчас просто не выдержит и взорвется от обуревающих чувств. Запахи дразнили, звали, отталкивали… Танец ветра завораживал девственной соблазнительностью. Богатая россыпь звуков, точно древние сокровища, манили. Хотелось схватить каждый, рассмотреть, ощутить, покрутить в руках, попробовать на зуб.