Стажёр
Шрифт:
— Ничего, — она отмахнулась, а сама с меня глаза не сводит. — Мне так скушно сегодня. Развлеките меня.
Возникла служанка.
— Госпожа, ванна готова.
— А, ванна, — эльфийка бокал поставила, и мне: — Раздевайтесь!
— Э?
— Ванна готова, — она мне, как непонятливому. — Идите помойтесь, господин полицейский. А то я по одному вашему запаху могу определить, в каком отделении вы служите.
Залез я в ванну. Служанка в три обхвата мне спинку потереть предложила, но отказался я. Сам помоюсь, без посторонней
Полотенца горкой, на выбор. Вода горячая, ванна вместительная, ух, хорошо!
Помылся, мне тут же халат служанка принесла, тёплый, длинный. Барский халат, я такой у господина Филинова видел, в его пафосном особняке.
— Ну вот, — эльфийка меня увидела, довольно закивала. — Другое дело.
Взяла меня за руку.
— Пойдёмте.
Провела меня вверх по лестнице на третий этаж. Толкнула дверь.
— Входите, не бойтесь.
Зашёл я, смотрю — комната большая, на три окна. Из окон сад видно, с фонариками и фигурными кустами. Но внутри вообще цветник оказался.
По всей комнате диваны и кушетки расставлены, меж ними — круглые столики. Вроде как гостиная. На диванах и кушетках девицы устроились, в халатиках шёлковых, разноцветных. Прямо райские птички. На столиках кувшины, бокалы, фрукты в вазах, печеньки всякие.
Девицы меня увидели, замолчали все, смотрят.
А я на них смотрю. Если бы я хотел увидеть рай, то это он. Все девчонки в комнате оказались эльфийки. Ну, может, наполовину. Но мне и этой половины хватило. Стою, ни слова сказать не могу. Красотища.
А моя говорит:
— Девушки, сегодня у нас новое развлечение. Вот этот молодой человек — артист передвижного театра. Я забрала его на вечер, чтобы он развеял нашу скуку.
Девушки оживились, зашумели.
— А что он может?
— А он поёт, пляшет, кувыркается?
— Показывает фокусы?
Блин, вот я попал. Читал же, что эльфы — коварный народ. Но от такой красотки не ожидал… Хотя что я говорю — как раз красотки самые коварные и есть.
А она мне на ухо шепчет:
— Я вам жизнь спасла, так и вы мне отплатите. Если петь умеете — пойте. Или расскажите что-нибудь. Только не про полицию свою.
Подмигнула, и тоже на диван уселась.
Девчонки ладошками похлопали, кричат:
— Просим, просим!
Обернулся я по сторонам, бокал со столика схватил, даже не посмотрел, что там, и залпом выпил.
— Гитара у вас есть? — спросил.
— Есть, есть! — защебетала одна. — Помните, девочки, после того господина осталась?
Принесли гитару. Семиструнную, блин.
Ну ничего, где наша не пропадала. Сыграем и на этой.
— Что вам спеть? — спрашиваю. — Весёлую, длинную, короткую, печальную?
— Весёлую! — кричит одна.
— Грустную! — другая.
— Подлиннее! — голосят все.
— Давайте грустную, — сказала моя эльфийка, и все тут же закивали. — Такую,
Ага. Понятно. Хотят такую песню, чтобы душа у них свернулась, а потом обратно развернулась. Ладно. Правду она сказала: спасли тебя, так плати. И нечего кочевряжиться.
Покрутил мозгами и так и сяк, сходу не знаю, что придумать. А девушки ждут. Эх, была не была!
— О, говори хоть ты со мной, подруга семиструнная… Душа полна такой тоской, а ночь такая лунная… *
(*Аполлон Григорьев, "Подруга семиструнная")
Смотрю, девушки ладошками щёки подпёрли, грустят. Я сразу ещё одну:
— Ехали на тройке с бубенцами, а вдали мелькали огоньки…
Тут девушки не выдержали, подпевать стали:
— Дорогой длинною, да ночкой лунною, да с песней той, что вдаль летит, звеня…
Сорвал аплодисменты. Раскланялся, чтобы из образа не выходить. Артист я, или где? Хотя, если бы я с Иришкой когда-то давно не познакомился, и она меня на курсы не затащила, за компанию, так бы не спел. Это не в подъезде на гитаре бренчать. А там играть научился, и заодно песен разных выучил альбом. Тогда-то ругался, что за старьё. Вот ведь — не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Пригодилось!
— Ещё, ещё песню! — шумят девушки. — Трагическую, про любовь!
Схватил я ещё бокал со стола. Для храбрости. Что бы спеть? А, была не была…
— Есть в графском парке чёрный пру-уд… там лилии цвету-у-ут. Там лилии цветут, цветут… *
(* М. Дунаевский, М. Ряшенцев, "Есть в графском парке чёрный пруд")
Тут девчонки аж с диванов повскакивали. В ладоши хлопают, пищат от восторга. Двое ко мне подбежали, поцеловали в щёчку, и обратно на диван.
— Ещё, ещё!
Спел ещё, всяких печальных, про любовь — как просили.
Говорю:
— Вторая часть программы! Весёлые!
Ударил по струнам и заголосил:
— Однажды морем я плыла, был сильный урага-а-ан…
На ура пошло. Девчонки развеселились, подпевают:
— Ай-яй, в глазах туман, кружится голова-а-а… Едва стою я на ногах, а я ведь не пьяна!..
Ну, Димка, тебе можно и правда в артисты подаваться, провинциального театра. Вон успех какой, публика завелась, аплодирует ладошек не жалея.
Спел ещё, потом ещё, и чувствую — охрип я. Хотел новый стаканчик взять со стола, но моя эльфийка не дала. Взяла у меня гитару и говорит, строго так:
— Ну всё, довольно. Артистам нужно горло беречь. Повеселились и хватит. За работу, дамы!
Девушки завздыхали, но ничего возражать не стали. Видно, моя здесь главная.
Взяла она меня опять за руку, и увела. А я иду и думаю: это ведь я в бордель попал. Тот самый, о котором толковал Альфрид. Где наши с ним сёстры по крови работают, не щадя сил. Это их хозяина мы ограбили. А я сюда вломился. В заколдованный сад. К загадочному Рыбаку прямо в зубы.
А эльфийка меня обратно в свою комнату провела, на кушетку указала: