Стечение обстоятельств
Шрифт:
— С какой компанией?
Баба упрямо сжала рот, а подпоручик вновь почувствовал уверенность в том, что соседка наверняка еще кого-то видела здесь, на лестничной площадке. Видела, но ни за что на свете не признается, чтобы под подозрением оказалась лишь ненавистная соперница. А может, сама не уверена, что еще кого-то видела, может, не успела рассмотреть, как раз из-за того самого молока, о котором так упорно твердит. Может, только что-то слышала...
Выдерживая долгую паузу, молодой человек испытующе глядел на свою собеседницу. Без толку, выдержка у той была
— А сколько прошло времени от ухода этой заразы до моего появления? Может, хоть приблизительно можете сказать?
— Шестнадцать минут! — был ответ. Подпоручик изумился:
— Вы так точно заметили время?
— Да, все из-за молока. Я его поставила, а сама на часы смотрела.
— И за это время ничего не произошло?
— Как же не произошло? Молоко сбежало. Подпоручик почувствовал, что сыт этим молоком по горло, и сменил направление расспросов.
— Вот вы упоминали, уважаемая пани, что один тип ковырялся в замке вашего соседа отмычкой. Расскажите об этом подробнее, если помните, конечно.
Баба вроде бы вздохнула с облегчением — ушли от неприятного разговора — и охотно поделилась сведениями о типе с отмычкой. Было это еще в прошлом году. И не один был тип, с ним еще женщина была. Ну, какие, обыкновенные, он не старый, но и не молодой, средний такой, а она помоложе будет. Рассказывать особенно нечего, ведь они так ни до чего и не доковырялись, она их шуганула. А больше тут ничего особенного не происходило, пан Миколай — человек порядочный, спокойный, таких мужчин поискать...
И опять полились дифирамбы покойному. Подпоручик изображал на лице внимание и сочувствие, стараясь не выходить из своей роли.
— Да, так не повезло, — мрачно резюмировал он, когда соседка замолчала. — А я, признаться, питал слабую надежду, что он, пан Миколай, может, кое-что у вас оставил. Ведь он полностью вам доверял, я правильно понял?
— Полностью! — с гордостью подтвердила соседка. — И если бы захотел что оставить, то только у меня. А вам обязательно надо разыскать ту заразу. Мало того, что она прикончила пана Миколая, так еще и воровка, ваши бумаги сперла...
На этом их разговор и закончился. Злой как черт спускался подпоручик Яжембский по лестнице, тщетно ломая голову над тем, как заставить проклятую бабу поделиться, несомненно, очень важной информацией. В том, что она ею располагала, он теперь не сомневался.
В комендатуре полиции уже были получены результаты дактилоскопической экспертизы. С ними подпоручика ознакомил капитан Фрелькович.
— В квартире обнаружены отпечатки пальцев всего двух лиц — покойника и свеженькие, женские. А больше никаких! Сколько живу, такого не встречал! И ведь ничего не стирали, специально отпечатки не стирали, это установлено. Неужели в этой квартире так никто никогда и не бывал?
— А весь этот беспорядок в комнате? — заинтересовался подпоручик Яжембский. — Его та женщина устроила?
— Нет, беспорядок устраивали в перчатках. Серых, синтетических. Но могло быть и так: он ее впустил, она вошла, поговорили, она наоставляла
— Допустим, а зачем она оставила свою сумку с камнями и пивом?
— Черт ее знает. Может, ее что-то спугнуло, пришлось срочно смываться. Ума не приложу! Никакая разумная версия не приходит в голову. Я уже готов был допустить, что сумку хозяин хранил как память о ком-то. Да вот пиво свеженькое, календарик этого года. А внутри сумки отпечатки пальцев только этой женщины. На бутылках с пивом еще, правда, чьи-то, скорее всего продавца. Знаешь, у меня такое ощущение, что что-то здесь не так, уж больно все просто...
В свою очередь подпоручик Яжембский доложил о своем разговоре с соседкой покойного и обуревавших его, подпоручика, подозрениях насчет скрываемых соседкой сведений. Капитан оживился.
— Значит, возможна все-таки еще одна версия, — сказал он. — Соседка видела еще кого-то, кто заходил в квартиру соседа после ухода той женщины, и он-то и прикончил нашего покойника. А потом стал что-то искать в его квартире, устроил беспорядок и смылся. Ты как думаешь?
— Баба явно что-то скрывает, то, что может свидетельствовать в пользу ненавистной ей женщины, поэтому и не говорит. Уперлась и ни словечка! Послушай, не сделать ли нам кофе? — Он подошел к столику, включил чайник с водой. — У вас найдется кофе или мне сбегать за своим?
— У Вербеля где-то должен быть, посмотри. А теперь давай, рассказывай в подробностях, что удалось узнать. Может, сопоставив данные, на какую-нибудь версию и нападем. Я уже договорился о временном включении тебя в нашу опергруппу. Или вот что, принеси-ка для начала свои документы, те, что ты собрал по делу о фальшивомонетчиках. Наверняка пригодятся. Тогда уж и кофе свой захвати.
— Приветик! — сказал мужской голос в телефонной трубке.
Я не ответила. Слишком хорошо знала я этот голос и слишком сильно ненавидела его все эти три года. Только в последнее время ненависть поуменьшилась. Давно отошли в прошлое упоительные чувства и романтические душевные порывы. Их сменили разделяющие нас бездонные Пропасти, горы до небес и топкие болота, в которых без следа погрязло все светлое, что некогда объединяло. Не думала я, что снова придется услышать этот голос.
По опыту зная, что он способен ждать до посинения, я сочла за лучшее отозваться и сухо произнесла:
— Добрый день.
Он сразу перешел в наступление:
— Значит, ты узнала, кто говорит?
— Да.
— У меня к тебе громадная просьба. Мне бы очень хотелось, чтобы ты пришла.
Мне показалось, я ослышалась. В гневе я всегда реагировала необдуманно. Вот и теперь, позабыв о намерении быть сдержанной, я невольно воскликнула:
— Что ты сказал?!
— Мне бы хотелось, чтобы ты пришла ко мне, — вежливо ответил он, не обращая внимания на тон вопроса. Он всегда был таким. — И, если можешь, немедленно.