Стеклянная мадонна
Шрифт:
– Живее! – крикнул Эдмунд Легрендж кучеру, после чего вполголоса объяснил Бостону: – Сброд Розиера! Снова бастуют. Пришлось выдворять их силой. Вместо них он завез ирландцев. В конце концов начнутся серьезные беспорядки, помяните мое слово. Не умеет он держать людей в узде и никогда не умел, как и его отец. – По его тону можно было подумать, что он успешнее справился бы с этой задачей.
Через две мили они въехали в деревню Розиера. Пыль от лошадиных копыт заставляла отворачиваться женщин, стоявших в дверных проемах. Здесь тоже было немало детей. Некоторые из них, бежавшие вдоль дороги, махали им вслед и что-то кричали.
Еще через две мили они въехали в Джарроу, где Аннабелле опять стоило труда оставаться на месте.
За последние десять лет Джарроу превратился из поселка шахтеров и лодочников в растущий, населенный город. Две трети его жителей говорили с ирландским акцентом; дня не проходило без пьяных ссор и драк; процветание, без которого мужчинам не удавалось бы так часто напиваться, объяснялось появлением верфи Палмера.
В 1850 году в Джарроу было от двухсот пятидесяти до трехсот домов; теперь, в 1859, число домов перевалило за три тысячи, и люди продолжали трудиться, как одержимые, ряд за рядом складывая из кирпича жилые строения с плоскими фасадами.
Программа поездки включала посещение верфи Палмера, поэтому они свернули на Эллисон-стрит, названную в честь владельца окрестных земель. Лошадиный галоп заставлял умолкать кумушек на углах, выгонял покупателей из лавок, манил посетителей пабов к окнам, где на вопрос: «Это Палмер?» звучал ответ: «Нет, это проклятые дворянчики, чертовы кровопийцы!»
У ворот сталелитейного завода Эдмунд Легрендж приказал кучеру остановиться и указал на высокие дымящиеся трубы, громоздкие портовые краны и баржи на реке. Главной диковиной был огромный черный пароход, из трубы которого валил дым, словно внутри у него полыхал пожар.
Аннабелла была поражена и обескуражена. За десять лет единственным местом за пределами поместья, где ей доводилось бывать, был Дарэм – совершенно не похожее на Джарроу место. Там над рекой высился чудесный собор, улицы были чистенькими. Джарроу же оказался совершенно другим миром: огромные корабли, шум, люди, снующие вокруг, как муравьи, толпы плохо одетых на улицах. Перед одной из убогих гостиниц она увидела страшное зрелище – женщину в сточной канаве. Аннабелла на время лишилась дара речи, когда же собралась расспросить об увиденном, мать заговорила с Бостоном, и она не посмела ее перебивать. Легрендж сказал дочери:
– Хочешь взглянуть, как в печах варят сталь?
– Не знаю, папа, – ответила она. – Тут все такое огромное и страшное!
Он, запрокинув голову, расхохотался. Потом, обернувшись к Розине, учтиво спросил:
– Хотела бы ты на это взглянуть? Я могу договориться с Палмером о визите.
– Да, благодарю. Было бы весьма любопытно. Сам ответ и тон его заставили Бостона подумать:
«Она говорит с ним так, будто они едва знакомы. Она ненавидит его! Да, так и есть. А девчонку обожает. Подумать только, женщина с изяществом кочерги произвела на свет такое очаровательное создание!» Он уставился на девочку. Она действительно прелестна; через несколько лет от нее трудно будет отвести взгляд.
Карета описала круг, и лошади опять помчались галопом по Эллисон-стрит. По обеим сторонам кареты бежали ребятишки, кричавшие что-то непонятное, словно на чужом наречии. Они требовали милостыни. Когда денег не последовало, высказывания стали оскорбительными, однако
– Эй ты, толстозадый лакей! Слезай оттуда! Да от тебя смердит! – Он повис на дверце экипажа и сообщил его пассажирам: – От всех вас смердит! От вас и проблеваться недолго!
Все это время Эдмунд Легрендж вел степенную беседу с Джорджем Бостоном, словно они ехали по пустому полю, а Розина сверлила взглядом спину кучера; зато Аннабелла и Стивен таращились на сквернословов. Стивен улыбался, Аннабелла же не находила себе места, особенно когда Армор пустил в ход кнут.
Карета миновала использованные соляные копи вдоль реки, церковь, где проповедовал святой Беда, по каменному мосту пересекла реку и покатила по проселочной дороге вдоль ферм, пока не достигла места, где третьего марта должно было состояться открытие новых доков.
Эдмунд Легрендж презрительно показал пальцем на огромные ворота и сказал Джорджу Бостону:
– До чего же пустая затея – строить новые доки на реке, которая до того обмелела, что в отлив можно вброд добраться до Норт-Шилдс! Смех, да и только! Недаром твердят, что Ньюкасл забирает почти все корабли. Этот док строили десять лет; можно было подумать, что пятьдесят четвертый год научит их уму-разуму, но какое там: втемяшилось кому-то в голову, и вот вам результат!
Розина наблюдала за разглагольствующим мужем. Мало знающие его люди могли вообразить, что он принимает близко к сердцу беды города. Ссылка на 54-й год, о котором Бостон, скорее всего, не имел понятия, подразумевала страшное событие, когда шестьдесят три корабля, пытавшиеся спастись в речном устье от шторма, потерпели крушение и очень много народу погибло, причем на глазах у людей, столпившихся на берегу. На самом же деле Эдмунду было искренне наплевать на город, он просто стремился произвести на Бостона впечатление, чему, если учесть простоватость Бостона и его неважные манеры и речь, могло существовать единственное объяснение. Она не знала лишь, сколь сильно ее супруг задолжал этому молодому человеку и каким образом последний надеется вернуть свои деньги.
Ее глаза немного расширились, когда муж приказал кучеру свернуть с главной дороги, которая вела в Саут-Шилдс, и ехать через район с дурной репутацией к Рыночной площади. К тому же тут он распорядился перейти на шаг. Она была полна негодования, однако взяла себя в руки и ничего не сказала. Она полагала, что Аннабелла достаточно насмотрелась всего за один день на изнанку жизни. Однако то, что они видели в Джарроу, не шло ни в какое сравнение с тем, что их ожидало в Темпл-Тауне, куда направлялся Эдмунд.
Инструкции хозяина вызвали недоумение и у кучера Армора, который переспросил:
– Через Темпл-Таун, сэр?
– Да, оттуда мы лучше рассмотрим реку и корабли. – Он обернулся к Аннабелле. – Тебе ведь хочется посмотреть на корабли, правда?
– Да, папа.
Однако корабли появились не скоро. Сначала ей предстояло любоваться разным затрапезным людом, нищими, бесчисленными босыми детьми. Во всех городах было видимо-невидимо нищих детей. Мир оказался полон босоногой ребятни. Правда, погода была теплой, чем, возможно, и объяснялось их пренебрежение обувью.